Тимур Зульфикаров - Земные и небесные странствия поэта

А я обнял его и зарыдал:

— Мой блаженный великий тысячелетний брат Ходжа На-среддин!..

Ужель ужель ужель я вижу тебя в последний раз?..

Ужель на земле нет места гнезда даже нищим нам?..

Ужель уходишь к невозвратным ледяным неприступным звездам?..

Не дай Аллах!

Лед в бороде небесного нищего Ходжи Насреддина талой слезой водой что ли стал?..

Иль слеза великого бродяги напоследок пала на меня?..

…Иль в войну в душе моей выпал вечный альпийский снег и лед ледников памирских стал?..

Иль окрест одинокой согбенной сиротской варзобской кибитки моей зима навек пришла?..

И уже никогда не будет талого веселого снега текучего курчавого льда которого более всего алчет солончаковая гортань моя?..

А?..

…А ночью декабрьской внезапно навзничь вкопанно намертво пришел мороз…

И утром варзобское ущелье все было в косматом блескучем трескучем инее и нагорные курчавые ручьи и потоки застыли…

И река Варзоб-дарья у брегов дымчато дико люто удивленно застыла и сизые наледи дымчатые по всему ущелью стыли слизи пелены ледяные…

И малые потоки насквозь до дна серебряно игольчато застыли и стали льдом…

И река не текла плыла а до дна застыла…

И река была водой, а стала льдом…

И малые потоки до дна застыли а большие сильные потоки живой испуганной водою едва на дне ледовом ложе теплились струились шевелились…

И там остаточно дышали жили рыбы…

Тогда дервиш вышел из кибитки с ведром и топором чтоб нарубить речного свежего целебного льда и вырубил топором кусок лазоревой ледяной реки…

И нежно целомудренно положил лед в ведро и принес в кибитку…

И поставил ведро с куском дымчатого лазоревого сизого льда на печь чтоб острый лед стал доброй круглой водой для чая…

…И тут дервиш увидел что во льду дымчатом замерзли замерли соломинки травы и корешки и листья дерев…

И тут дервиш вздрогнул потому что в сиреневой глубине льда смиренно покоилась не шевелилась застыла застряла маленькая жемчужная рыбка-маринка…

И беспробудно погруженная в лед она светло светила жемчужной лучистой живой переливчатой перламутровой чешуей чрез толщу дымчатую льда который медленно млея тлея таял полз рушился оседал в ведре претворяясь в воду…

Аллах Аллах Господь Господь мой!..

Ты всемогущ!..

Застуди навек мою древнюю всеми забытую никому не нужную траченую мученую жизнь в моей чахлой рухлой никому не нужной кибитке среди льдов необъятных дымчатых!..

Только обогрей облелей растопи одыши верни эту безвинную во льду текучем рыбку…

Пусть я умру — но оживёт рыбка…

А?..

…А пришла зима

Первая зима войны

Первые нетронутые целебные снега войны…

Воитель!..

В снегах руки кровяные навек окуни остуди!..

Так тоскливо одиноко зимой в горах…

Но по первым снегам грядут первые гости…

Блажен и свят в горах первогость в первоснегах!..

Жду гостя я — и вот приходит сын мой Касымджон что забыл меня но в войну вспомнил меня…

И на первых снегах близка и самая дальная гора…

И вот мы пьем зеленый чай но я чую что первогости грядут к кибитке моей по первоснегам…

Да!..

Выпал вышел первый целебный девственный первоиспечен-ный ягнячий снег окрест нашей одинокой кибитки…

Нетронуто девственно бело бело бело стало от пуха снежного…

Но кто-то стучит в дверь хотя уже близок горный пустынный первоснежный вечер…

— Отец кто-то стучит в одинокую нашу дверь…

Кто-то пришел по первому снегу кто-то заблудился в снежном нашем варзобском ущелье…

— Касымджон сын открой им…

…И два путника в косматых чапанах чабанов входят в нашу утлую кибитку…

И сразу тесно душно стало в нищей кибитке нашей…

И путники улыбаются и говорят «Ассалом Алейкум» и другие слова на ином непонятном языке…

Локайцы или ургуты или карлуки что ли?…

А их язык гортанный не знаем мы…

А они не знают таджикского но улыбки нежные на скуластых лицах их — слова их…

…Тогда дервиш Ходжа Зульфикар и сын его Касымджон расстилают праздничный дастархан…

И все фрукты каймак и горячий плов закутанный в одеяло на завтра и сладости бухарские — все что есть в кибитке ставят пред гостями заснеженными нечаянными…

И винятся маются хозяева что мал дастархан в войну гражданскую…

И последнюю бутылку бухарского вина сокровенного припрятанного разливают в пиалы…

И гости пьют едят и улыбаются…

…Ах в первый свежий нежный январский снег так сладко плещется клубится старинное алое бухарское вино в пиалах!..

Ах по древнему бухарскому обычаю надо выпить пиалу алого огненного вина…

А потом заесть запить его первым талым снегом!.. чтоб в горле что ли было свежо бело ледово огненно ало ало ало!..

А гости были голодны как все люди в гражданскую войну…

И ели алчно и руки их дрожали от глада…

И они благодарили хозяев глазами а не словами ибо язык их был глух и непонятен…

А потом дервиш и сын его постелили для гостей самые нетронутые девственные расписные одеяла приготовленные для

грядущей свадьбы Касымджона хотя одеял было мало…

Но гости помолились после обильной еды и вина и чая и попрощались потому что дорога их кочевая дальняя и извилистая шла дальше…

И в кибитке дорога эта не останавливалась не сворачивалась как змея целебная на зиму под камнем…

Тогда дервиш и сын его завернули гостям в два больших платка на дорогу два новых чапана-халата и два свадебных одеяла и халву с последними конфетами самаркандскими…

Всё что было у них отдали они гостям…

…И уже была ночь за дверью кибитки…

И метель первых снегов стала утихла уже не билась как хвост-обрубок собаки волкодава при виде долгостранствующего возлюбленного хозяина…

А метель первая смущенно лежала на горах…

Окрест одинокой кибитки бело было от девственных снегов и нежно было и хрустально струился колебался дивными волнами холодами кружевами воздух гор.

И Касымджон проводил немых улыбчивых локайцев и вернулся в кибитку где дервиш уже улыбчиво удоволенно спал на дряхлом одеяле…

Тот кто отдал всё людям — тот блаженно пустынно счастлив…

И тот говорит с Аллахом…

И тот готов к Великому Странствию не отягощённый земными дарами…

…Сынок теперь мы отдали твои блаженные свадебные одея-ла-курпачи — теперь отложим твою свадьбу…

Но Аллах даст новые одеяла — раз он дал тебе спелый зебб-фаллос!..

Айхха!..

— Отец, отец! там на свежем нетронутом снегу нет следов от наших гостей!..

Они ушли не оставив следов на снегу!..

Они не позволили мне проводить их…

Но я тайно вышел вслед за ними из кибитки — и вот на нетронутых снегах свадебных невестиных снежных одеялах простынях нет следов от ног гостей наших!..