Вячеслав Козачук - Кафедральные истории

Послушав СБУ-шника, профессор поинтересовался:

- Письменное заключение вам по-прежнему требуется?..

Через пару недель, выйдя из аудитории после лекции, Михаил столкнулся с Владимиром Николаевичем. Тот, небрежно опершись на подоконник, читал газету. Услышав звук открывающейся двери, он опустил газету и приветливо улыбнулся:

- А я снова к вам, Михаил Анатольевич!

- Что случилось? Неужто вас кто-то снова за нос водит?

- Нет-нет, сегодня я по совершенно другому, более приятному, поводу. С вашего позволения, я бы прошел к вам, профессор. Ах да, простите, запамятовал — дважды профессор…

В кабинете СБУ-шник жестом фокусника выудил из своего щегольского портфеля коробку с коньяком «Георгиевский» и торжественно водрузил ее на стол. Михаил недоуменно воззрился на коробку, затем на подносителя, ожидая объяснений. Тот, ничуть не смущаясь, с торжественными нотками, словно при вручении награды, изрек:

- Михаил Анатольевич, искренне хочу поблагодарить вас за помощь! Очень вы нам тогда помогли. И оперативностью работы, и советом…

Затем дважды помянув служебную тайну, гость все же счел возможным в двух словах объяснить:

- Оказались вы абсолютно правы и в первом, и во втором. К химии тот человек имел некогда отношение, но давно это было, да и не слишком профессионально он наукой занимался. И время он хотел затянуть, чтобы дать сообщникам возможность принять меры. На самом деле никто здесь, у нас, наркотики изготавливать и не собирался, а вот трафик в Европу мы им наладить помешали…

Впоследствии Михаил не раз пожалел о своем решении. И хотя принято оно было не сгоряча, и отдавал себе отчет, что совесть не позволила бы отказать в просьбе своему учителю, который провел его от студенческой скамьи до докторской степени, но, прекрасно понимая, он все же временами клял тот момент, когда с преувеличенной бодростью в голосе ответил наставнику на его вопрос-просьбу:

- О чем речь, Виктор Вадимович! Конечно, возьму!

Так у него появился новый аспирант. В отличие от деда, ученого известного и уважаемого во всех республиках бывшего Союза, внук умом не блистал, но даже это, как многажды убеждался Михаил, не есть и самое главное, гораздо хуже, что в трудолюбии его упрекнуть было невозможно.

Но у Михаила все аспиранты успешно защитились, в чем, конечно, была немалая его заслуга, и сложившимся реноме «железного» научного руководителя он немало гордился. Поэтому, отдавая себе отчет, что и этого обалдуя он обязан «защитить» минимум по двум причинам, Михаил с первого же дня основательно взялся за подопечного.

По заведенному и неукоснительно поддерживаемому им самим порядку каждый аспирант мог рассчитывать на внимание шефа в течение двух академических часов на протяжении недели. Иногда «пара» проходила в режиме диалога, бывало — как правило, на «финишной прямой», накануне защиты — в виде монолога аспиранта, и уж крайне редких случаях являла собой некое подобие беседы. С Внучком же, как за глаза называл своего нового аспиранта Михаил, этому правилу он изменил сам. Два, а то и три раза в неделю непутевый наследник известной фамилии докладывал ему о выполнении заданий, подтверждая всякий пункт документально. Но к великому разочарованию Михаила та искра в характере, в голове, без которой исследователь не становится ученым, так и не вспыхивала. Безалаберность, недобросовестность, необязательность Внучка, свойственные скорее пубертатному возрасту, приводили к тому, что временами у Михаила возникало труднопреодолимое желание выпороть сего отпрыска. И не фигурально, а самым натуральным образом — офицерским ремнем, который висел у него в кладовке дома, как память о двух офицерских годах, проведенных в дальневосточном Приморье. От остервенения у Михаила аж челюсти сводило, когда он представлял себе этого дуралея, разложенного на лабораторном столе, и себя над ним с ремнем в руке.

В первый год встречи с «юным дарованием» проходили по строго выверенному регламенту. Первую треть времени общения Внучок отчитывался, вторую треть Михаил посвящал постановке задачи, а третью — попыткам вдолбить в не отягощенную интересом голову хоть какие-то азы системного анализа. В подобных муках для обоих прошел первый год аспирантуры. К завершению Михаил пришел успокоенным, но не удовлетворенным. Для себя решение он уже принял: репутация дороже, а потому кандидатскую — уж в самом крайнем случае — он напишет и без помощи соискателя. «Тяжело пишется только первая диссертация, все последующие гораздо легче…», — горько насмехался над собой Михаил.

На втором году аспирантского обучения к Внучку пришло понимание ситуации. Но отразилось его прозрение самым неожиданным образом: из учтивого, уважительного молодого человека он превращался в лощеного хама. Михаил, наблюдая преобразования в нем, цедил сквозь зубы:

- Борзеет, сопля зеленая…

Сорвался Михаил всего раз. Накануне визита министра в университете наводился грандиозный «марафет». Все на кафедре, от лаборантов до заведующего, вооружились тряпками, скребками, щетками, вениками и другим немудреным хозяйственным инструментом. В разгар работ Михаил на бегу озадачил Внучка:

- Во-он в том углу вбей гвоздь и повесь план-график, который лежит у меня на столе.

- А гвозди, молоток, Михаил Анатольевич?

- Гвозди там же, на столе. Ну а молоток… Найди что-нибудь потяжелее. Да там и не стена, а так, перегородка…

На обратном пути Михаил забежал в кабинет, чтобы посмотреть на висящий график. И застал самый разгар процесса. Внучок «вооруженный» самой важной частью от уникального роторного испарителя усердно вколачивал гвоздь. Этот фрагмент представлял собой сложный механизм с червячной передачей, к которой был пришлифован шедевр стеклодувного искусства в виде замысловатых стеклянных переходников. Вся эта система завершалась длинным железным прутом для крепления в штативе. Увидев «орудие» труда, Михаил потерял дар речи. Придя в себя, он взревел так, что вся кафедра в полном составе в считанные секунды собралась у него в кабинете.

- Идиот!!! – орал Михаил. – Этот прибор мне по знакомству на «Арсенале» изготовили! Импортный двадцать тысяч долларов стоит!

Не на шутку перепуганный Внучок только глупо ухмылялся. Глядя на его идиотскую улыбку, Михаил окончательно взбесился. Он вырвал из рук Внучка покореженный прибор и набросился на него… Спасали Внучка почти всей кафедрой.

После этого случая Внучок месяца два старался не попадаться на глаза Михаилу. А если где-то случайно и сталкивались, он становился меньше ростом, незаметнее, обнаружив уникальный дар мимикрии, и пытался как можно быстрее прошмыгнуть мимо.