Игорь Афанасьев - PHANTOM@LOVE.COM (ФАНТОМ - ЛЮБОВЬ)

Женский голос умолк, а электронный интеллект поинтересовался, на всякий случай:

— Продолжать? Пауза? В архив?

— Пауза! — поспешил отдать нужную команду Фил, и экран погас.

Мысли в голове у Фила не хотели выстраиваться в стройную систему, они двигались с разной скоростью, в разных направлениях, обгоняли друг друга, словно утренняя толпа вылизанных до блеска «yippy» на углу сорок второй улицы и пятой авеню.

Он решительно ничего не понимал.

Во-первых, было безумно тоскливо на душе: совершенно один в чужом городе, в чужой стране, на другом континенте. Во-вторых, эти странные, непонятные события: некая чужая воля вовлекала его в водоворот ощущений, образов, голосов; он чувствовал их присутствие почти физически, словно кто-то тянул его за руки в разные стороны, усаживался на колени, обнимал, тискал, целовал и гладил по лицу.

Даже в одиночестве он не принадлежал сам себе.

Фил взглянул на часы и отметил про себя, что в Нью-Йорке только три часа ночи. Он перевёл стрелки на семь часов вперёд, но внутренние часы обмануть было сложнее. Голова гудела, глаза слипались, не хотелось ни думать, ни переживать.

Сбросив с себя одежду прямо посреди номера, Филимон быстро принял спасительный душ и почувствовал огромное облегчение — горячие струи воды словно напугали и отогнали от него чью-то бурлящую энергию. Непривычно большая и воздушная подушка обволокла его голову со всех сторон, и он провалился в беспросветную тьму. Теплый ватный омут.

Теплый ватный омут.

Только лёгкое прикосновение холодного пальца к кончику носа.

— Пи-ип! Хозяин дома? — палец сестры еще раз надавил на нос, а затем Филька почувствовал, что уже и его уши в её руках.

— Гармонь готова? — продолжала свою игру юная садистка. — Можно поиграть?

Филя никогда не успевал проснуться, открыть глаза и возразить, — вот и в этот раз сестра стала дёргать его за уши и напевать идиотскую песенку:

— Трам — та-ра-ра, трам- та-ра-ра, утро пришло, умываться пора!

В принципе, Верка ему нравилась.

О том, что у него есть старшая сестра, Филя узнал уже в Киеве. Он не стал выспрашивать у мамы и папы — что да почему, — а просто обрадовался тому, что теперь он никогда не оставался в одиночестве. Верка была на восемь лет старше и обращалась с ним как с большой игрушкой, подаренной ей ко дню рождения. Тем более, что так и было — несмотря на разницу в восемь лет, день рождения у них оказался в один и тот же день, 17 ноября.

Сестре было поручено ухаживать за младшим братом вначале частично, но груз родительских забот по устройству на новом месте был настолько велик, что вскоре на её тринадцатилетние плечи нагрузили младшенького почти целиком. Наверное это было утомительно: поднимать его утром, ещё до школы успевать сдать в детский садик, забирать после школы и, вперемежку с уроками, переодевать, кормить, играть с ним, воспитывать, ссориться, мириться и даже на улицу, к подружкам, таскать за собой уже здорового оболтуса. Однако Верка делала всё это легко, весело и быстро, она была шустрой, подвижной, шумной и совершенно безапелляционной. Её приказы приходилось исполнять быстро и точно, потому что времени на споры и уговоры у неё не было, и, в отличие от мамы, она не старалась убедить брательника в пользе манной каши, а просто давала ему подзатыльник и каша проскакивала вглубь организма.

Манную кашу Филька ненавидел всем своим существом.

В садике её давали каждый день, и пока воспитательнице удавалось рассадить по столикам всю галдящую, блеющую, плачущую и смеющуюся ораву, каша успевала остыть и превращалась в холодную кускообразную мерзкую массу, покрытую сверху тонкой плёнкой. Проглотить эту гадость было невозможно, и Филя с ненавистью выплёвывал её обратно в тарелку, за что толстая повариха больно щипала его за руку и гудела утробным голосом: «У, циганча! Гiвна тобi, щоб не плювався!"

Столовая была местом пыток и ужасов.

Каждое утро там приходилось выпивать ложку рыбьего жира, после чего даже вкусный омлет казался отвратительным. Запах кипящего в огромных алюминиевых кастрюлях борща смешивался с едким запахом хлорки. В столовой регулярно мыли полы и протирали столы, по Филькиному соображению, одними и теми же вонючими тряпками. От объявления голодовки спасал только гороховый суп с ржаными сухариками и вкусный вишнёвый компот.

В целом же садик был местом не самым ужасным на земле. Площадка была окружена высоким зелёным забором, густо заросшим виноградом и всякими другими кустами и деревьями. В центре маленького государства располагался большой фонтан, в котором жили черепахи. Жизнь их проистекала в постоянной опасности, ибо каждая человеческая козявка норовила выудить их из спасительной глубины фонтана и заставить высунуть голову из-под панциря. Воспитательницы не всегда успевали отгонять юных любителей фауны от воды, и мудрым тортиллам стоило большого труда не пустить в ход свои длинные когти, когда очередной лоботряс переворачивал их на спину и с упоением наблюдал за попытками узорчатой костяшки вернуться в нормальное положение.

Рядом с фонтаном стояла машина. Деревянная, конечно, но с кабиной, кузовом и колесами. Вокруг неё было классно играть в войну, а особенно интересно было дождаться, пока воспитательница отвернётся, залезть на крышу кабины и сигануть вниз, в жёлтый мягкий песок, в котором возились плаксивые и противные девчонки, — после чего можно было пнуть ногой их кулики и пасочки, заботливо разложенные по песочнику, и немедленно удрать на огромную зелёную веранду, чтобы тебя долго искала воспитательница, призванная на помощь ябедами в сарафанчиках.

Веранда, в летнее время, служила спальней для дневного сна, а для тех, кого оставляли на продлённую группу — и для ночного. Днём спать мешало яркое солнце, проникающее острыми иголками сквозь паутину виноградной лозы, а ночью, после отбоя, на веранде появлялись странные фигуры в солдатских «хб». Фигуры распространяли запах кирзовых сапог и ужасно скрипели половицами, пробираясь на цыпочках в закуток, отгороженный белыми простынями, где укладывались на ночь молодые сиськатые няньки. Филька слышал, как они недовольно шипели на пришельцев, и напряжённо искал способ помочь хорошим тётям избавиться от непрошеных гостей.

Под аккомпанемент скрипов, шорохов и вздохов приходили сны, а когда они уходили, то, как ни странно, никаких фигур на зелёной веранде не обнаруживалось.

Инстинкт мужчины-воина подсказал Филе героическое решение задачи, и однажды ночью он, притворившись спящим, дождался проникновения противника в заветный угол, а затем сполз с кровати и осторожно, на цыпочках, двинулся на разведку. Ему удалось подобраться к запретной зоне незамеченным, и он, отодвинув в сторону край простыни, увидел картину, которая повергла его в состояние крайнего изумления и растерянности.