Игорь Афанасьев - PHANTOM@LOVE.COM (ФАНТОМ - ЛЮБОВЬ)

Для начала он понял, что его помощь в борьбе с противником уже не нужна, ибо обе няньки победили своих врагов. Они уверенно восседали на распластанных по кровати мужиках, и судя по энергии и силе, с которой они подпрыгивали на вражеских лазутчиках, — жить тем оставалось недолго. Лунная дорожка достаточно ярко освещала поле боя, на котором состоялось нешуточное сражение, ибо обе девушки в бою лишились одежды! Но даже это не могло их остановить — голыми руками они держали налётчиков за горло. Но особенно удивило Фильку то, что увиденная картина вызвала в его организме странное чувство, которое было не похоже на ненависть к врагу, а скорее напоминало жгучее любопытство.

Филя на мгновение потерял бдительность и высунул свой нос слишком явно за границу из белых простыней. Одна из девчат, заметив неожиданного свидетеля, странно вскрикнула и попыталась закрыть руками голую грудь. Ей удалось это лишь частично, ибо территория, которую она попыталась охватить руками, была слишком велика и объёмна, и в сознании Фильки чётко зафиксировалось всё, что прикрыть не удалось. Другая же мгновенно сдернула одну из простыней и укуталась в белое одеяние. Она подскочила к Фильке, подхватила его на руки и в мгновение ока оказалась в противоположном углу веранды, где, собственно, и положено было находиться юному разведчику. Наверное, она очень обрадовалась появлению союзника в борьбе с ночными визитёрами, так как, уложив Филю в кровать, стала гладить его по лицу и по голове и шептать ему на ухо всякие ласковые слова, называть его «умницей» и, почему-то, успокаивать, утверждая, что «сны бывают разные и их не нужно бояться».

Филя, в свою очередь, хотел успокоить тётю и крепкой мужской рукой погладил её по белоснежной руке. Он ощутил прохладную нежную кожу и провёл рукой от локтя до плеча, а затем в обратном направлении. Слушая её шёпот, он гладил эту гладкую, шелковистую поверхность и, окунаясь в неизбежный сон, не терял ощущение удовольствия от всего происходящего с ним.

Несколько дней длилось торжество победы.

Няньки кормили Филю конфетами и мороженым и позволяли пулять по девчонкам из водяного пистолета! Никто не решался больше беспокоить их по ночам, и они обе, счастливые и спокойные, засыпали в дальнем углу зелёной веранды.

Но в это время мама перешла с ночной смены на дневную, и Филю стали по вечерам забирать домой. Он понимал, как тяжело будут переживать расставание с ним ночные няньки, но ничем не мог им более помочь. Филька часто вспоминал свой доблестный поход, но особенно остро — ощущение нежной кожи. И даже град новых событий и перемен не могли вытеснить это чувство из его памяти.

А жизнь развивалась стремительно.

Хитрая Верка нашла способ урвать каплю личного времени для гульни во дворе с подружками: с помощью карамельных петушков на палочке и длинной деревянной линейки она заставила Фильку вдуматься в смысл знаков на бумаге, которые оказались буквами. Он необыкновенно быстро выучился складывать эти буквы в слова и совершать обратный процесс: из комбинаций букв выуживать захватывающие события, которые складывались в сказки, рассказы о животных, и главное, в истории про доблестных рыцарей.

Его успехи в чтении не прошли незамеченными. Воспитательницы в садике показывали вундеркинда всем комиссиям, усаживали его в центре комнаты, и он читал книжки вслух для всей несмышлёной братии. Мама купила ему шоколад «Гвардейский», а папа взял с собой на рыбалку.

Это было незабываемо.

Гранитная набережная Днепра заканчивалась сразу за мостом, и дальше берег представлял из себя комбинацию огромных камней и переплетенных лозой деревянных палок. Назвалось это «гаткой».

Папа пошарил по камням и насобирал кучу ракушек, после чего принялся дробить их, выуживая из разломанных панцирей обитателей речных домиков. Скользкие сопли с трудом цеплялись на крючок, срывались при каждом втором забросе, но уже если попадали в быстрое течение реки в комбинации с острым жалом, то клёв следовал незамедлительно. Огромные круглые лещи упирались всеми силами, не желая покидать родную стихию, но, глотнув воздуха, сникали и плоскими блинами скользили прямо в подставленную подсаку. Совсем иначе вели себя длинные краснопёрые язи и подусты — они отчаянно боролись за жизнь до последнего мгновения: удочки сгибались пополам, рвались поводки, ломались кованные крючки и отламывались концы прочных бамбуковых палок. Измотанные сильной папиной рукой рыбины, всё же, вынуждены были приблизиться к берегу, но даже здесь, уже будучи подхваченными широким сачком, они иногда отчаянно взбрыкивались и вырывались на свободу, вызывая поток громких вскриков и сочных комментариев со стороны сгрудившихся рядом зрителей. Рыбаки делали вид, что очень сочувствуют папе, если случался сход, но на самом деле страшно радовались, завидовали и старались забросить свою наживку именно в то место, где у папы только что случилась поклевка. Но рыба, словно заколдованная, цеплялась исключительно на папину снасть, и Фильку распирало от чувства гордости и торжества. Ему, кстати, тоже была выдана удочка покороче, и к ней в придачу — горсть красных червей. Папа показал, как нужно нанизывать их на крючки — словно чулок на ногу, — и Филя прилежно повторял урок. Червяк изгибался, выскальзывал из пальцев, не желая превращаться в наживку, но всё же острое жало проникало в тело, и вращающийся дождевик отправлялся в глубину прибрежных волн.

В отличие от папы, Фильке не нужно было быть всё время на чеку и следить за маленькой красной головкой гусиного пера, сигнализировавшей о поклёвке.

Его рыба брала намертво.

Он с трудом подтягивал добычу к берегу, каждый раз ожидая, что папа и другие дядьки бросятся ему на помощь и помогут вытянуть рыбину. Он даже специально долго «водил» свою пленницу, прежде чем вытащить её на камни, но рыбаки, почему то, только посмеивались и не бросались за подсакой.

И тогда Филя вытягивал на гатку очередного ерша.

Ёрш широко разевал огромную пасть и раскрывал веером колючие плавники; снять его с крючка было совершенно невозможно, и Филя каждый раз отвлекал папу, которому приходилось выдергивать крючок плоскогубцами из глубины рыбьего горла, иногда вместе с жабрами и кишками.

Ловили дотемна. Затем рыбаки свернули снасти и повытягивали садки, в которых плескались редкие рыбины, а папа вытянул свой, в котором тесно сгрудились восемь лещей, три язя и один огромный, килограмма на три, подуст, которого рыбаки называли «керосинщиком». Папа хотел сложить весь улов в рюкзак, но Филька высыпал своих ершей в авоську и шествовал по набережной так, что никто из встречных просто не мог не заметить его добычи. Не говоря уже о том, что во дворе в течение ближайших дней только и было разговоров о рыбалке, причём, вместе с ростом авторитета среди развесивших уши пацанов, неуклонно росло количество пойманной рыбы и её размеры, что, кстати, указывало на явные рыбацкие задатки у Фильки.