Tarjei Vesaas - Pticy

Теперь все готово, думал он. А про лодку я сумел сказать ей так, как хотел. Теперь мне все равно, прекратится ветер или нет, от меня уже ничего не зависит.

Он выдержал такую тяжелую борьбу с Хеге и вообще столько всего передумал за этот день, что смертельно устал и забрался в постель раньше обычного.

Сверху с чердака больше не слышалось никаких голосов. Мат­тис не знал, радоваться ему или нет. За окном на тысячу ладов завывал ветер, он обещал и завтра дуть точно так же.

45

Но ветер прекратился.

Маттис проснулся ночью и, еще не успев окончательно стрях­нуть с себя сон, понял, что ветра нет. Ветер утих, он не сдержал своего обещания. Деревья молчали, шелеста листьев не было слышно.

Только не ночью — было первое, о чем подумал Маттис. Я ни­когда не говорил, что сделаю это ночью.

Рано утром ветер может начаться опять. Сейчас он утих, так бывает по ночам.

Сверкающий лунный свет заливал окно. Было полнолуние, как и в ту ночь, когда Маттис плавал через озеро. Маттис еще раз по­вторил себе, что ветер на ночь иногда затихает, но это не помог­ло. Ветер утих вовсе не на ночь. Глупости, откуда я могу это знать, ведь я спал.

В доме не было слышно ни звука.

Интересно, где сейчас Хеге, в своей комнате или у Ёргена? Это меня не касается, строго сказал он себе. Хватит с меня того, что ветер утих.

Лежать и ждать Маттис не мог: он должен был выйти посмот­реть. Он тихонько оделся — в доме словно все вымерло. И вышел.

Лунный свет проложил по озеру свою дорожку. Ветра не было, даже самое легкое дуновение не касалось водной глади. Таким бескрайним озеро не было еще никогда. Маттис как зачарованный смотрел на него.

Он смотрел и на лес, и на зеленый склон, и на ручей с зарос­шими берегами. Только бы пить из ручья, подумал он вдруг.

По росистой ложбине он дошел до ручья. Ручей был малень­кий, он ничего не сказал Маттису, но все-таки тихонько всхлипнул.

Маттис не хотел наклоняться к воде, не хотел видеть в ней свое лицо, которое казалось ему чужим и застывшим, и вме­сте с тем ему хотелось посмотреть на себя в этом ярком лунном свете.

Глядя на неподвижное озеро, Маттис отчетливо услыхал во­прос: какой из двух выходов ты предпочитаешь? Кто знает, что произойдет в лодке? Никто.

Ему не хотелось об этом думать. Да он и не мог. И, подняв голову, он сказал громко и строго, словно обращался к самой сияю­щей луне:

- Это от меня не зависит, за меня решает что-то другое. Оно и сделает выбор.

Так он сказал луне. И побрел по склону к изгороди, к кочкам, ко всему, что было таким удивительным и неизъяснимым, и преж­де и теперь. Вся моя жизнь, подумал он, но отогнал прочь и эту мысль. Лучше не начинать!

Тем не менее он ненадолго присел на кочку. Их было так мно­го, таких добрых и приветливых,— может, он немного побудет здесь? В этом лунном сиянии он рядом со своей тенью казался призраком, замешавшимся в таинственную игру света и тени.

Вскоре ему стало холодно, и он пошел по лужайке к дому. Сно­ва забрался в постель. Но заснуть уже не мог.

Дно, думал Маттис. В сумятице мыслей он постепенно все-таки добрался до него. Ведь оно может быть какое угодно. Травянистое. Песчаное. Илистое. Каменистое. И такое, какого никто не видел.

Ну а если другое? — с отчаянием думал он, ему было страшно. Значит, я попаду туда? — спросил он, цепляясь за эту мысль.

Да, снова сказал он.

Он так и не уснул.

Ветра не было.

46

Должно быть, под утро Маттис все-таки задремал, он не слышал, как Хеге прошла мимо него на кухню. Не слышал, как прошел Ёрген. Когда Маттис проснулся, оба они были уже в кух­не. До него донесся звон посуды и слова, которые окончательно прогнали сон:

- Сегодня так тихо, озеро как...

Это сказала Хеге, она не вложила в свои слова никакого осо­бого смысла, просто произнесла их мимоходом, собирая Ёргену с собой завтрак или наливая ему кофе.

- Угу,— равнодушно ответил Ёрген.

- Значит, сегодня он сможет пойти на озеро,— сказала Хеге.

Маттис не слышал, ответил ли ей Ёрген, его тело словно про­шила дрожащая нить. Мысли разбежались в разные стороны и за­путали его. Но он все-таки немного усмирил их, ему удалось взять себя в руки.

Оставайтесь там, где вы есть, сказал он своим мыслям и стал одеваться. Теперь ему надо было осуществить свой план.

Из окна он видел озеро, оно было такое же неподвижное, как ночью, когда он выходил из дому. Слегка шевелилась лишь легкая туманная дымка — было прекрасное осеннее утро. Солнце еще не показывалось, но скоро оно взойдет, пригреет землю и растопит остатки тумана.

Маттис так и не смог овладеть своими мыслями. Когда он во­шел в кухню, это было видно по его лицу. Хеге сидела одна. Ёр­ген уже давно ушел в лес, и Маттис был рад этому.

- Что случилось? — сразу спросила Хеге, увидев, что утро не совсем обычное.

Маттис покачал головой — вот и весь ответ.

- Говори, в чем дело! — скомандовала она по старой привыч­ке, и он повиновался, но не до конца.

- Я чуть не умер от всяких мыслей,— ответил он, и это была правда.

- Только и всего?

Он вздрогнул.

- Садись и ешь.

Он попытался немного поесть. Хеге удовлетворил его ответ, больше она ни о чем не спросила. Маттис не спускал с нее глаз, наконец он сообщил:

- Сегодня я начинаю работать на перевозе.

Хеге весело поддержала его:

- Молодец. Это замечательно.

Неужели она так этого ждала? Но вот она вспомнила, что лод­ка ненадежна.

- Маттис, ты как-то говорил, что лодка прохудилась. Она сильно течет?

- Не очень.

- Проверь как следует, и, если она ненадежна...

- В тихую погоду это не страшно, я тебе говорил. Другое дело, когда ветер.

- Пожалуйста, будь осторожен,— попросила она, уже заторо­пившись.— Я не даю тебе с собой завтрак: как проголодаешься, приходи домой.

- Ладно,— сказал Маттис.

Он был уже готов — надо идти — и остановился посреди ком­наты.

- Что-нибудь случилось? — спросила Хеге.

- Нет.

С этим он и ушел. Сейчас он много чего мог бы сказать ей, но говорить не следовало. Тяжело уходить, когда ничего нельзя ска­зать.

Пока он спускался к озеру, из-за вершин поднялось солнце. Его лучи были по-осеннему нежарки, от солнца все вдруг сдела­лось прозрачным, среди сверкающей листвы идти было как будто полегче. Хотя легко Маттису не было.

Он смотрел, как день набирает силу.

- Хороший день для перевоза,— громко и упрямо сказал Мат­тис, потому что спуск сегодня казался ему долгим и тяжким.

Пройдя несколько шагов, он прибавил:

- Нынче ко мне придет много народу.

И еще через два шага:

- И это хорошо.

С трудом он одолел знакомую тропинку, ведущую к берегу и к лодке. Его встретил запах смолы, разбуженный утренним солн­цем. Огромные новые весла лежали в зарослях ольхи, сверкая бе­лой древесиной. Маттис положил их в лодку.