Дмитрий Старков - Отдаленное настоящее, или же FUTURE РERFECT

Ухудшало положение и то, что никакого — ни высшего ни даже среднего специального — образования у Петяши не было. В свое время не озаботился получением, а позже, когда сообразил, насколько была бы полезна в деле добычи средств к существованию справка государственного образца о том, что податель сей справки — умный, а не какая-нибудь шантрапа, стало поздно. И формальная школьная программа основательно подзабылась, и, главное, пропал драйв — посыл, без которого не обойтись в состязании с другими желающими получить заветную справку о наличии интеллекта за государственный счет, на халяву.

Впрочем, делам — ежели таковые имелись в наличии — отсутствие систематического образования почти не вредило: где-то выручала общая начитанность, а в прочих случаях выходило несложно разобраться по ходу, только и всего. Главное — взяться. И вот в этот главнейший для любого дела момент о своих правах заявлял такой фатальный для любой производительной деятельности фактор, как чрезмерная склонность к… Наверное, правильнее всего назвать этот всеразрушающий порок склонностью к размышлениям, хотя слово «размышления» отразит суть явления лишь приблизительно.

Дабы объяснить поподробнее, что имеется в виду, следует слегка отступить во времени назад и проследить Петяшину биографию с того момента, где она довольно резко расходится с, так сказать, common way. Процесс размышления сложно даже отнести к сознательным действиям. Размышляющий — он словно бы пропускает через себя мир во всех доступных его проявлениях, подсознательно обрабатывая и обобщая информацию, а после — выстраивая (хотя — скорее, просто осознавая, будто они вдруг возникли в голове по волшебству) выводы или занятные мысленные спекуляции. Процесс этот, если прочувствовать его однажды как следует, способен очень скоро захватить полностью и не давать впредь ни малейшей возможности заниматься всерьез хоть чем-нибудь производительным.

Не странно, что людей, склонных размышлять, зачастую считают бездельниками и тунеядцами, и истории человечества известны даже случаи, когда наиболее выдающиеся представители бывали строго наказаны по закону. Ведь само по себе размышление, как уже было сказано, не дает никаких осязаемых результатов. Больше скажу — оно и с виду-то совершенно недоступно для восприятия посторонних.

Так вот. Будучи склонен размышлять, Петяша вдобавок весьма рано, подростком еще, познакомился с так называемой богемой и околобогемной публикой, что и определило дальнейшее направление развития его судьбы. Как человек здоровый и простой, варвар и грубый материалист по натуре, он довольно скоро проникся легким, благосклонным презрением к большинству признаков и качеств жизни внутри и около искусства, однако жизнь сия затянула-таки в себя и многому научила. В богемных кругах, прежде всего, умели говорить, и именно там, а вовсе не на школьных уроках русского языка и литературы, выучился Петяша формулировать — излагать измышленное словами. Говорить, попросту выражаясь, именно то, что собираешься сказать. Параллельно с этим весьма полезным навыком освоил он и начатки изобразительного искусства, немало впоследствии пригодившиеся, а также узнал о существовании многих стоящих прочтения книг.

Отсюда уже лишь шаг оставался до первой самостоятельной пробы пера. Мир, словно губкою, впитываемый всем Петяшиным существом, настоятельно желал быть изображенным в словах. К тому же это, как выяснилось позже, делало процесс размышления куда как продуктивнее. Впервые ощутив это и мысленно описав словами, он даже удивился: надо же, выходит, книги — всего лишь побочный продукт жизнедеятельности писателя? Его, можно сказать, экскременты? Возможно, метафора получилась не слишком аппетитной. Но, как бы там ни было, все проявления мира, стекавшиеся к Петяшину сознанию со всех сторон и поглощаемые им, точно вода, стремительно уходящая в сток ванны, перерождались, оформлялись в виде идей, замыслов и далее — текстов.

Дальнейшее развитие в этом направлении неизбежно вело к мысли о том, что на изображении мира словами можно заработать на жизнь. Пока времена на дворе стояли еще строгие, об этом можно было лишь мечтать: литература как инструмент воспитания общества в целом и каждого конкретного его члена в частности, являлась делом серьезным; и посему к литературной кормушке кого попало не пущали. Однако начавшаяся в пору Петяшина отрочества «перестройка» повлекла за собой «гласность» — еще не свободу слова, но нечто довольно похожее — и это обнадеживало…

Вот, говорят, бывает так: не может человек не писать. Не может, и все тут. Хоть кол на голове теши. И именно из таких образуются на свете писатели.

Вздор.

Миф.

Хрень обывательская несусветная.

Из таких образуются разве что графоманы.

Без чего действительно нельзя — это без вкуса к размышлению. Именно размышления приводят к тем невероятным, поразительным выводам, которые приводя читателя в восхищение, а самого размышляющего толкают (тем же способом, что и удовольствие, получаемое посредством приема наркотика, гонит за новой дозой) на дальнейшее познание и осмысление мира. Однако самые распрекрасные мысли, обобщения и построения, не будучи переданы в некоей осязаемой форме потребителю, никогда не оплачивались, не оплачиваются поныне и впредь оплачиваться не будут. Другое дело — ежели кто возьмет на себя труд сесть и изложить доступно все, что привело к столь замечательному результату, да поэтапно, да так, чтоб любой учащийся средней руки понял, не напрягаясь… Вот такая работа, такой нелегкий труд гида-проводника в стране размышления, частенько приносит доход. Порой — очень неплохой.

Все изложенное выше Петяша понял в возрасте довольно раннем, и, раз взявшись разъяснять публике ход своих размышлений, честно старался доставить возможно большему количеству читателей удовольствие.

Какого же хрена он, ежели такой умный, до сих пор не достиг на сем поприще финансовых успехов, уже было объяснено выше, однако — если вдруг кто не понял — вот еще несколько штрихов его биографии.

После службы в армии (да еще около года проведено было в родном городе в качестве художника-оформителя) Петяша, повинуясь некоему не шибко-то объяснимому (хотя и многим понятному) порыву, отправился в крупный и просвещенный град Санкт-Петербург. Трудно сказать, на что конкретно он там рассчитывал, что именно хотел изменить в своей жизни и чего добиться, однако разгон взял неплохой и вскоре сумел неплохо обустроиться: купил на доходы от полулегального мелкого сувенирного бизнеса какую-никакую однокомнатную квартирку через дешево подвернувшийся фиктивный брак со сложным обменом; как-никак обставил ее минимумом необходимого для жизни, но…