Альбер Коэн - Любовь властелина

— Говори еще, о, Михаэль, — сказал Проглот, — потому как эта тема вдохновляет тебя и, по правде сказать, ты проявляешь талант рассказчика, которого я в тебе не подозревал. Я слушаю тебя с подлинным восхищением.

— Нет, пусть замолчит, черная душа! — воскликнул Соломон.

— Что еще сказать тебе, друг Проглот, — продолжил Михаэль, — кроме того, что господин в своем праве всячески ее вертеть и крутить этой великолепной ночью любви, поскольку в нашей короткой жизни нет другой правды, чем гарцевать на красотке, а все остальное — пустяки и чушь собачья. Ведь живет человек лишь мгновение ока, а потом — вечное гниение, и каждый день ты делаешь шаг по направлению к дырке в земле, где в тишине и полной тупости будешь плесневеть, а единственной твоей компанией окажутся беленькие жирненькие червячки, похожие на мучных или на тех, что в сыре, и они медленно и верно будут внедряться во все твои отверстия и тебя пожирать. Поэтому, друзья мои, я отважно гарцую каждый вечер своей жизни, пока есть силы, чтобы умереть спокойным, полностью выполнив мой мужской долг, ибо, чтоб вы знали, это то, чего они ждут от нас, и это единственная цель в их короткой жизни, единственная мысль в их мозгу. Более того, это воля Господа, чтобы мы их использовали и удовлетворяли, и для этого союза Он нас создавал и формировал. И если Он вложил в нас вкус к мясу, жажду к вину и тягу ко сну, то лишь для того, чтобы это мясо, вино и сон питали густое мощное семя, которое можно преподнести в дар бедняжкам, ожидающим его! Что касается меня, господа мои и друзья, не имея возможности погарцевать сегодня ночью и, соответственно, манкируя своим долгом и обязанностью, я грущу в этот час, говорю вам честно, ибо кто знает, сколько красоток этой жаркой ночью жаждут близости самца! Но где они?

— Твоя речь приятна по форме, но требует моих самых срочных поправок по содержанию, исключая момент про пожизненное гниение, которое своевременно, справедливо, законно и приятно.

— Да, дорогие соратники, — сказал Михаэль, — все женщины хотят одного, гарцевать, долго, четко и просто, даже принцессы королевской крови!

— Это ложь, — возопил Соломон из жернова. — Они чисты!

— У них у всех есть таз! — парировал Михаэль.

— И его придатки! — усмехнулся Проглот.

— Бесчестная клевета! — закричал Соломон. — Стыд и позор вам обоим, гнусные личности! Тьфу на вас!

— Слушай, малявка, — сказал Михаэль, — слушай, сейчас я расскажу тебе, что король делает со своей королевой, когда вертит ее так и сяк!

— Изыди, коварный, — воскликнул Соломон, вылез из жернова и топнул ногой. — Мое терпение иссякло, мне надоело-таки быть козлом отпущения, я восстаю против вас! Сегодня утром — летающая машина! Сегодня после обеда в отеле Проглот рассказывал мне о всяких этих болезнях, которые могут у меня появиться во всем теле — и вверху, и внизу, и внутри, — и обо всех операциях, которые мне, возможно, сделают хирурги, и как я потом умру, и какие рожи буду корчить перед смертью! Это несправедливо, я ведь так всегда со всеми мил и вежлив! А сейчас и того хуже, этот бесстыдник Михаэль рассказывает такие вещи, что Господи прости! Что я такого сделал, что вы так жестоки со мной? Послушай же, О, Михаэль, о, гнусный тип, о, эфиоп, недостойный нашей славной нации, о, бесчестье Израиля, послушай же, если ты продолжишь свои неприличные речи, я брошусь в бездны ночи и в лапы к разбойникам, притаившимся за деревьями, и пусть я погибну, убитый во цвете лет, но не останусь слушать твои гнусности! Да здравствуют добродетель, и добронравие, и целомудрие жен, вот! Ярость и досада охватили меня, вот! И я все расскажу дяде Салтиелю, и он пристыдит тебя и даже проклянет! И хорошо сделает! И знай, что его проклятья очень действенны, поскольку он человек большой святости, настоящий иудей, а ты просто мусульманин, вот! И если ты осмелишься войти в нашу синагогу, я прогоню тебя оттуда кнутом!

— О, маленький человечек, — сказал Михаэль, сорвал травинку, и принялся жевать ее, улыбаясь своим мыслям. — О, добродетельный и достойнейший, — продолжил он, — ты так возмущен сейчас, но скажи нам, как получилось, что у тебя появились дети, каким волшебством они возникли в животе твоей супруги!

— Мы же гасили свет, — сказал покрасневший Соломон. — И потом. Всевышний же велел нам плодиться и размножаться. Вот я и решил, что обязан это делать. И вообще, это честно, потому что в браке.

После долгого молчания, прерываемого зевками, поскольку час был уже поздний, Проглот объявил, что, поскольку ничего интересного не осталось ни для обсуждения, ни для еды, он пойдет вздремнет в ожидании прибытия язычницы.

Растянувшись на траве, прикрыв цилиндром босые пятки, чтобы уберечь их от гадюк, он заснул и тут же был увенчан розами королевой Англии, которая предложила ему на ушко стать преемником ее мужа, на голову которого с балкона Букингемского дворца внезапно упал горшок с цветами.

— И что, — сказал Маттатиас, — уже десять минут первого, а бесстыдница, дочь главного демона Велиала, еще не появилась, а там стоит машина расточительства, которая кошмарным образом ждет. По моему последнему наблюдению, на счетчике было уже сорок два гельветских франка. Эта женщина заслуживает того, чтобы побить ее камнями. Право же, бессердечное создание. Сорок два франка, из золота в двадцать восемь каратов! Больше восьми талеров!

— Это не имеет значения, господин дал мне достаточную сумму.

— Мне делается плохо от потраченных денег, — сказал Маттатиас. — Даже если это чужие деньги.

— Я думаю, нашего Маттатиаса утешит, что, когда он умрет, ему больше не придется платить налоги, — сказал Проглот. — К тому же, я понимаю, почему он не запасает бакалею: если вдруг он неожиданно попадет в объятия ангела смерти и ужаса, а на кухне останется в излишке соли и перца, это ж будет-таки немыслимое расточительство, попусту потраченные деньги! А кстати, Михаэль, моя-то какая роль во всем этом и почему не меня избрали для переговоров с язычницей?

— Если господин предпочел воспользоваться помощью человека видного и известного мастера строить куры, что я могу поделать?

— Но что выиграю я от участия в этом предприятии, при том, что я рискую своей честью?

— Господин несомненно даст тебе тысячи.

— В таком случае я «за», включая потерю чести, — сказал Проглот. — А впрочем, эта пресловутая честь — не более, чем презренный страх перед людским мнением, что придает комический оттенок даже трагедиям Корнеля! Но если нужно нести какие-нибудь вещи, я-таки не понесу, поскольку это противоречит моему достоинству ученого!

Он зевнул, хрустнул костяшками пальцев и подумал о том, что надо бы вырыть окоп, чтобы, в случае чего, обороняться от мужа. Но тут нашлись остатки нуги, и это вернуло ему оптимизм, и он затянул псалом своим глухим хрипатым голосом, отбивая ритм здоровенными босыми ступнями.