Джеймс Олдридж - Не хочу, чтобы он умирал

— На кого?

— На дурачье, с которым я каждый день встречаюсь в штабе. На всю эту шатию. Был только один Пикеринг. И есть только один Скотт. Не смотрите на меня с таким осуждением. Разве я плохо к вам отношусь? — Она просунула руку ему под локоть. Когда он прислонился к каминной доске, чтобы погреться у стоявшей в камине керосинки, она на секунду прижалась к нему. — Какая жалость, что вы еще чуточку не подросли, тогда вы были бы совсем по мне.

Роста они были одинакового; неприступную крепость застенчивости Скотта смягчала сочная зелень лугов, которые напоминала Люси, — отлогие холмы, поросшие лютиками, напоенные соками земли… Достаточно было его локтю дотронуться до ее руки, и Скотт почувствовал, как нежно ее тело, но он не отважился на большее. А она и не предложила ему ничего больше. Мгновение — и все было позади.

— Знаете, куда я вас поведу? — спросила она. Ее синие глаза пытались его развеселить, а бело-розовые щеки смеялись.

— Никуда. Я пришел к вам, — запротестовал он.

— Знаю. А я поведу вас на свадьбу.

Он умел ускользать у нее из рук.

— Я вас провожу и пойду домой.

— Ничего не выйдет! Эйлин, единственная дочь генерала Уоррена и близкая моя подруга, сегодня утром обвенчалась с летчиком Клайвом Бентинком. Вы пойдете туда потому, что вам надо повидать людей. И потому, что я этого хочу. И потому, что мне приказано вас привести. И потому, что генерал Уоррен может быть вам полезен.

— Генеральская дочка… — начал он.

— Ну, Скотти, пойдемте, я вас прошу!

Он уступил, и она ушла переодеваться. Скотт, склонив голову к каминной доске, старался обрести спокойствие. Она вернулась, одетая во что-то желтое, бежевое или блекло-коричневое — в цвета осени. Скотт встречался с ней четыре или пять раз за последний год и еще раз десять до этого, но никогда не видел он ее такой до краев наполненной жизнью, как в эту минуту, когда она ожидала его одобрения. И сразу же рассмеялась над собой. Она не подозревала, что смеется от счастья.

Среди розовых кустов и на густо поросших травой лужайках толпилось около сотни гостей: тут были офицеры высших чинов из генштаба и английские дамы — дамы в военной форме и жены английских военных; были тут дамы и покрасивее: иностранки, вышедшие замуж за этих розовощеких и краснолицых английских военных.

Скотт, одетый в такой же мундир, как и они, вдруг усомнился, умеет ли он разговаривать на одном с ними языке. Сойдясь вместе, обутые в замшу, они перекидывались дружескими прозвищами, и, стоя среди них, таких нарядных и подтянутых, Скотт после долгих месяцев, проведенных в пустыне, прислушивался к их болтовне, словно к незнакомым дотоле звукам.

— Как дела, Скотт? — негромко осведомился генерал Уоррен, так и не преодолев дистанцию армейского табеля о рангах. Он дружески поздоровался с миссис Пикеринг: — Здравствуйте, дорогая Люси! — и добавил: — Рад, что вы уговорили Скотта прийти.

Чопорный, застенчивый Уоррен с трудом мямлил слова, пряча глаза от собеседника. Он стоял рядом с женой, которая вежливо заглядывала в лицо каждому из своих гостей. Она прикоснулась губами к щеке Люси, но, казалось, уже совершенно изнемогала от усталости. Скотта она наградила улыбкой, словно поощряла его побольше бывать с Люси, помочь ей рассеяться.

— Значит, вы и есть тот самый Скотт? — спросила она.

Генералу подали депешу, он на нее взглянул и отпустил ординарца кивком головы. Война шла своим чередом. Скотт остался один. Кругом были генералы и полковники, майоры и адъютанты — гусары, гвардейцы, синие и желтые, — раздавались ленивые голоса и видны были тонкие лица англичан из привилегированных классов, и лица их множились и повторяли друг друга в этом розовом саду.

— Здравствуйте, Люси! — поздоровался с ней кровавый Черч. Скотта он словно и не заметил. — Ну как, все в порядке? — спросил Черч. — Отлично! Вы слышали, что мы выиграли четверть финала? Я и не думал, что наши дела пойдут так хорошо.

Партнеры еще немного поболтали о теннисе, а потом Скотт удостоился беглого кивка — его присутствие было замечено и вызвало удивление. Люси повела его дальше.

— Вон там стоят Эйлин и Бенти. — Новобрачные были очень молоды; их окружала толпа гостей, пивших шампанское из бокалов, расставленных на покрытом белой скатертью столе. — Бенти — простой летчик, ему еще нет двадцати, — сообщила Люси торопливым шепотом. — И на вид ему двадцати не дашь, правда? Он последний отпрыск лордов Лоуренсов. Бедный Бенти! Ужасно молодой. Но ужасно милый, да?

Скотт почувствовал, как его руку крепко жмет этот высокий молодой человек, и увидел тонкий нос с горбинкой, шею с выпирающим кадыком и хохолок на макушке. Бенти заговорил с ним как с близким знакомым, словно эта близость была им обоим очень нужна:

— Нам здорово повезло, старина, что вы все-таки пришли!

Этот безбородый двадцатилетний мальчишка явно хотел выразить Скотту свое почтение.

Девушка была еще совсем подростком, но казалась куда взрослее своего юного мужа.

— Господи, когда все это кончится! — прошептала она Люси, взяв ее под руку. — Я чувствую себя ужасно.

— Ты прелестно выглядишь, — сказала ей Люси.

Она говорила правду. Девушка была счастлива. Скотт не слишком к ней приглядывался — он знал, что его снова рассматривают и поощряют. Улыбнувшись, Эйлин сказала мужу:

— Это Скотти.

— Налить вам шипучки? — спросил Бентинк Скотта. — Выпейте шипучки. — Ни на что больше у них не хватило времени. С мальчиком тут же поздоровался какой-то маршал авиации, и ему был оказан такой же почет, как и Скотту: — Нам здорово повезло, сэр, что вы все-таки пришли!

Скотту предоставили возможность побродить одному среди роз, но потом Люси разыскала его — он стоял, заложив руки за спину. Она посмеялась над его неприкаянностью, а он ответил, что ему, пожалуй, пора домой.

— Вы стоите тут, среди этих роз, словно рыцарь, закованный в латы, — сказала она. — Побудьте еще немножко.

— Я тут лишний.

— Ничуть. Все они так хотели на вас поглядеть.

— Почему? — Скотт не поверил ей и даже возмутился.

— Потому, что вы тот самый чудак, который вечно пропадает невесть где. В песчаном океане. Для них всех вы загадка. Никто не ведет себя так, как вы.

Он вертел пустой бокал от шампанского в своих обгоревших на солнце пальцах.

— Непонятно, — сказал он. — Почему бы им тогда не пригласить сюда отряды дальнего действия, солдат Стерлинга и всех тех, кто постоянно бродит по пустыне?

— Да не в этом дело! Вы ведь не такой, как все, особенный. Это правда, Скотти, вы же знаете!

Скотт понимал, на что она намекает: Пикеринг был нечто большее, чем обычный трассировщик и минер. И он, Скотт, тоже. Тень, которую отбрасывал на него Пикеринг, делала и его необыкновенным. Для всех этих людей Пикеринг был своим, он жил среди них и все же существовал где-то сам по себе, вдали от них. У Пикеринга был такой же голос, и он вышел из того же класса, но он был независим, и это позволяло ему пренебрежительно к ним относиться. Своих мыслей он им не открывал, не давал к себе подступиться из того же самого пренебрежения. А они понимали и уважали пренебрежение, когда оно исходило от одного из «своих». Теперь Люси вручала Скотту наследство Пикеринга. Скотт подозревал, что она насаждала его в их обществе как отзвук Пикеринга, как его эхо, — роль, от которой она сама отказалась.