Дуглас Кеннеди - Испытание правдой

Как же он чувствовал меня. Каждый раз, начиная разговор, он прощупывал мое настроение и мог безошибочно определить, что у меня на душе, нужен ли мне совет или просто благодарный слушатель, которому я могла бы поплакаться. Ему первому я сообщила о смерти Марджи. Вот и сегодня вечером, получив новости из Бостона о трупе из реки Чарльз, я позвонила отцу сразу после разговора с Дэном.

— Это тяжелая новость, — сказала я, пытаясь подготовить отца к тому, что последует дальше. Когда я рассказала ему о звонке детектива Лиари, он произнес:

— Я не хочу выказывать нелепого оптимизма, но колье еще нельзя считать убедительным доказательством того, что…

— Отец, что ты на самом деле думаешь?

Молчание. Потом:

— Плохо дело.

— Да, я тоже так подумала.

— Может, будет лучше, если ты поедешь туда без особой надежды.

— Именно так я и настраиваюсь.

— Я мог бы поехать с тобой, если тебе нужна поддержка.

— Детектив позвонил и Дэну, он тоже едет. Даже предложил мне поехать вместе. Я сказала «нет».

— Я тебя понимаю.

— Но ты не считаешь, что я поступила правильно?

— Разве я это сказал? — мягко произнес он.

— Нет, я просто пыталась прочитать между строк.

— Ты имеешь полное право злиться на него. Так же как и сомневаться в своей правоте.

— Теперь ты читаешь между строк.

— Точно. Слушай свое сердце, когда увидишься с ним завтра. Если он предложит ланч, а ты по-прежнему будешь зла на него, откажись от приглашения.

— Он может и не предложить ланч.

— Тоже верно. Ладно, давай сменим тему: как продвигаются твои сборы в Париж?

— Вылетаю в ночь на двадцать шестое, но у меня заказан билет на промежуточный рейс из Берлингтона в Бостон в четыре пополудни, так что я успею навестить тебя.

— Полгода в Париже. Завидую.

— А я в ужасе. Впервые в жизни поселиться в большом городе — это рискованный шаг для такой провинциалки, как я.

— Слава богу, в твоей жизни закончилась охота на ведьм. Потому что тебе предстоит совершить самый тяжкий грех в понимании американцев: поехать во Францию.

Я рассмеялась. И мы снова погрузились в молчание. Наконец отец сказал:

— Ханна, я знаю, это прозвучит жестоко, но тебе надо быть завтра готовой к худшему…

— Я готова.

На самом деле я была совсем не готова к этому, хотя мысли о смерти Лиззи зловещим призраком преследовали меня все последние месяцы. Да разве можно подготовиться к потере собственного ребенка?

Когда мне стало ясно, что заснуть уже не удастся, я сняла телефонную трубку и позвонила в бостонский отель «Оникс». Дежурный администратор ответил, что есть свободный номер, и да, он предупредит ночного портье, что я приеду около двух часов ночи. Я закинула в сумку кое-какие вещи, заперла дом, села в машину и двинулась на юг.

В машине я настроилась на волну общественного радио Мэна. Как раз закончился информационный выпуск, и заработала ночная радиостанция классической музыки. Мне невольно вспомнилось прошлое лето, когда я с замиранием сердца ловила каждый выпуск новостей, со страхом ожидая услышать собственное имя. С таким же ужасом я покидала свой дом, опасаясь, что он снова пострадает от рук вандалов.

ВЫ ПОБЕЛИЛИ… Я УЕХАЛА.

На следующий день после выхода в эфир шоу Хосе Джулиа я вернулась в Мэн и обнаружила, что граффити, которым по моей просьбе разрисовал дверь Брендан Форман, затерто. Если точнее, входная дверь была полностью перекрашена и сияла идеальной белизной. К двери был прикреплен самоклеющийся листок:

Я же говорил вам, что следующий заказ будет за счет заведения… Брендан.

В тот же день в мою дверь постучали. Когда я открыла, на пороге стоял мистер Эймс, хозяин супермаркета из Фалмута. В руках он держал большую корзину, упакованную в цветной целлофан. Он заискивающе улыбался:

— Миссис Бакэн… мэм… примите этот скромный дар в качестве извинения за мою недавнюю грубость. Я надеюсь, вы не откажете… и я также хочу вам сказать, что мы очень ждем вас в нашем магазине как самого дорогого и уважаемого покупателя.

С этими словами он вручил мне корзину, набитую гастрономическими изысками: здесь были и печенье, и устрицы, баночки с экзотическими соусами и мармеладами. Нервно поклонившись, он направился к своей машине.

И все-таки прошло месяца три, прежде чем я снова зашла в его магазин, но стоило мне переступить порог, как он приветствовал меня так, будто я была вчера… будто ничего и не случилось.

Собственно, именно так почти все горожане решили обыграть мое возвращение в общину. Вежливые приветствия на улице. Милые улыбки в супермаркете. Чего-то еще понемногу. Когда я вернулась на работу, чтобы преподавать в летней школе, мои коллеги ограничились лишь дежурным «Рады снова видеть тебя», хотя двое все-таки отвели меня в сторонку и возмутились тем, как позорно со мной обошлись. А когда начался осенний семестр, и я пришла в свой класс, то не встретила никакого голливудского восторга, никто не завизжал и не запрыгал от радости, что отмщенная учительница снова в школе. Напротив, дети, как ни в чем не бывало, переговаривались друг с другом и на мое появление не отреагировали. Я подошла к столу, открыла свой портфель, выложила бумаги и привлекла их внимание, произнеся (довольно громким голосом, чтобы перекричать несмолкающий гул):

— Что ж, надеюсь, вы хорошо отдохнули летом. Итак, начнем…

Моими учениками по-прежнему правила апатия. Обычное дело… но навевало тоску.

Но каждый раз, когда кто-нибудь нервно здоровался со мной в центре Портленда — или как та женщина, что подошла ко мне в спортзале и прошептала: «Я хочу, чтобы вы знали, что многие вам очень сочувствуют, вы так жестоко пострадали», — это лишь усиливало боль и злость, которые я до сих пор испытывала по отношению к Дэну. Что и говорить, после разоблачения Джадсона и его лжи он мог бы позвонить или прислать письмо со словами…

С какими словами?

Я сожалею, что ушел от тебя… особенно теперь, когда я знаю, что ты говорила правду ?

Или:

Я знаю, что уйти от тебя к твоей подруге было предательством ?

Что мы могли сказать друг другу?

Я вырулила на федеральную автостраду и постаралась выкинуть Дэна из головы, сделав погромче радио. За последний год я так часто моталась из Портленда в Бостон, что, казалось, знала каждый поворот, каждую трещинку на асфальте, каждый придорожный билборд. К половине второго ночи я добралась до отеля. Ночной портье заселил меня в номер, забрал ключи от машины, сказав, что сам поставит ее в гараж. Поднявшись в комнату, я попыталась заснуть. Не получилось. Я бродила по телевизионным каналам, я читала, я слушала джаз по радио, я старалась занять себя чем-то, только бы не думать о Лиззи. Все напрасно.