Дуглас Кеннеди - Испытание правдой

— А может, и не скрывается. О чем была твоя докторская диссертация?

— ««Сделай сам» и марксистское перераспределение общественного богатства».

— Очень смешно.

— Кстати, это не так уж далеко от действительности. Если серьезно, я работал над марксистской теорией «Сделай сам», которую Альенде пытался воплотить в жизнь в Чили.

— Ты бывал в Чили?

— Ты хочешь сказать, что никогда не читала в «Нейшн» подборку моих сногсшибательных депеш из Сантьяго?

— Нет, я читала только интервью в «Плейбое».

Он рассмеялся:

— Я этого заслужил.

— Это уж точно.

Он посмотрел на меня:

— А мне нравится твой юмор.

Я постаралась скрыть легкий румянец.

— Итак, после того как тебе не удалось спасти Америку от Вьетнама, а Чили от ЦРУ, ты решил вернуться и запереть себя в «башне из слоновой кости».

— Черт, ты жестока, но бьешь прямо в цель.

Я подала ему омлет, достала из холодильника еще пару банок пива и села слушать рассказы Тоби о Чили, о том, как он подружился с опытной революционеркой по имени Люсия, которая оказалась платным информатором «наших вашингтонских шпионов», а после переворота получила высокую должность в правительстве Пиночета.

— Помощник заместителя министра по чилийско-американским отношениям, в которых она уже успела поднатореть, спасибо вашему покорному слуге.

— Тебе еще повезло, что она не отправила тебя на виселицу или четвертование.

— Ага, но как только Альенде «покончил с собой», один порядочный парень из нашего посольства передал мне весточку, что у меня есть двенадцать часов на то, чтобы убраться из страны, поскольку мое имя значится в списке приговоренных к смертной казни. Так что я воспользовался его советом, помчался в аэропорт и с трудом пробился на последний ночной рейс, который отправлялся в Майами. Головорезы Пиночета ворвались в мой номер примерно через час после того, как я поднялся в воздух.

— Теперь я понимаю, почему тебе захотелось заняться чем-то уютным и спокойным, вроде диссертации.

— Да, нельзя вечно оставаться на баррикадах… хотя, возможно, твой отец — исключение из этого правила.

Тоби начал петь дифирамбы моему отцу — мол, у него «самый острый исторический ум», и он искренне интересуется мнением своих товарищей и никогда не скатывается до менторских интонаций в отношениях с теми, кто моложе, и он единственный из деятелей антивоенного движения не заботится о своем общественном имидже, а предпочитает оставаться человеком дела.

— Я не думаю, что моему отцу так уж безразлично общественное мнение.

— А разве не Ленин говорил, что всем революционным лидерам необходимы эго и ид?

— По-моему, это Фрейд говорил.

— Возможно, поскольку я это только сейчас придумал. Кстати, неплохой омлет.

— В чем мы, домохозяйки, особенно хороши, так это в стряпне и детях.

— Не могу себе представить, чтобы ты была просто домохозяйкой.

— Нет, я еще работаю в местной библиотеке. И если ты скажешь «Это интересно», я с тобой больше вообще не буду разговаривать.

— Это интересно.

Воцарилось долгое молчание. Он в упор смотрел на меня, провоцируя моргнуть, рассмеяться, хоть как-то среагировать. С минуту я держалась, но все-таки не выдержала и хихикнула. Он тоже расхохотался.

— А ты каналья, — сказала я.

— То же самое всегда говорил мой отец: «Тоби, пшему ты таке болван и питаешься быть Эммой Гольдман [29] Эмма Гольдман — знаменитая североамериканская анархистка первой половины XX века. ? Ко мне приходят ребята из ФБР, так они прямо с порога заявляют: «Ваш сын, он хочет порвать Конституцию Соединенных Штатов и насадить марксистское государство». Я им отвечаю: «Нет, он просто кончает от революции»».

— Неужели твой отец такое говорил?

— Что-то вроде этого. Он приехал из Вроцлава в тридцатые годы — как раз когда там запахло жареным для польских евреев.

— И он действительно сказал так федералам?

— Так он рассказывал мне.

— И ты стал большим революционером, чтобы возбудиться?

— Ну… радикальные идеи — это мощный афродизиак.

— Кто это сказал? Сонни Листон [30] Сонни Листон (1932–1970) — американский боксер-профессионал. ?

Он рассмеялся и спросил:

— Ты счастлива, что работаешь в библиотеке?

— Нет, я хочу преподавать. Но здесь, в Пелхэме, нет возможности, тем более что я недавно родила…

— Ох уж эти отговорки.

Я напряглась и замолчала.

— Я задел за живое? — спросил он.

— Да.

— Я мог бы попросить прощения, но это было бы неискренне.

— По крайней мере, честно.

— Честнее не бывает.

— Еще пива?

— На самом деле, чего бы мне сейчас больше всего хотелось, если ты не возражаешь, конечно, — это рухнуть где-нибудь и уснуть.

— Я только за, тем более что уже поздно. А я работающая мама, так что встаю рано. Чем ты планируешь заняться завтра?

— Если я мешаюсь тут, могу отправиться в путь.

— Ты не мешаешь. И разве тебе не хочется передохнуть пару дней после такого марафона?

— Было бы здорово.

— Дэн вернется дня через три, не раньше… ну, если только его отец не умрет до этого, и мне тогда придется поехать с Джеффри в Гленз Фоллз. Но ты можешь остаться еще на пару дней, если хочешь.

Он потянулся ко мне и коснулся моей руки:

— Спасибо тебе.

Я почувствовала, как у меня запылали щеки, и надеялась только на то, что это останется незамеченным. Я никак не могла понять, какого черта я так отреагировала на его прикосновение.

Я помогла ему соорудить на полу постель из диванных подушек. Он достал свой спальный мешок, который в развернутом состоянии выглядел еще грязнее.

— Отдай мне его завтра, чтобы постирать, — сказала я.

— Тебе вовсе не обязательно прислуживать мне.

— Я и не прислуживаю. Просто предлагаю запихнуть твой спальный мешок в стиральную машину и включить… что совсем несложно, не так ли? Дай-ка угадаю: ты, наверное, вырос в доме, где было полно слуг, и всегда испытывал классовое чувство вины за использование чужого труда.

Он молчал, расстилая постель.

— У нас не было слуг, — наконец произнес он. — Только горничная по имени Дженива — я понимаю, очень созвучно тетушке Джемайме [31] Тетушка Джемайма — вымышленный персонаж, рабски покорная негритянка, «женский вариант» дяди Тома. , — но, знаешь, это был Шейкер-Хайтс…

— И конечно, это в какой-то степени подвигло тебя на протест.

В спальне завозился Джеффри — осторожное кряхтение грозило перерасти в оглушительный вопль, не подойди я сейчас же.

— Пойду займусь мсье, — сказала я.

— Звучит забавно.

Он бросил на меня соблазнительный взгляд, и мне тут же захотелось поскорее убраться в свою спальню.

— Спи, — сказала я.

Мне удалось быстро угомонить Джеффа. Потом я разделась, скользнула в постель и попыталась сосредоточиться на книге. Но вместо этого я все прокручивала в голове наш разговор и вдруг поймала себя на мысли: я разговаривала с ним, как Дороти Паркер [32] Дороти Паркер (1983–1967) — американская писательница и поэт еврейского происхождения, известна своим едким юмором, остротами и проницательностью в отношении пороков городской жизни XX века. или какая-нибудь нью-йоркская выскочка. С ним я действительно чувствовала себя умной. Более того, он воспринимал меня всерьез…