Дуглас Кеннеди - Испытание правдой

— Четвертая кабинка, — сообщила мне телефонистка.

Я зашла в кабинку. Села на жесткий деревянный стул возле маленького столика, на котором стоял старый телефонный аппарат. Через мгновение он зазвонил.

— Идет соединение, — раздался голос оператора.

Прозвучал вызывной тональный сигнал, потом в трубке щелкнуло, и оператор покинул линию. Марджи ответила после второго гудка:

— Ханна?

— Откуда ты узнала, что это я?

— Сейчас четыре часа, и я вот уже сутки сама не своя от любопытства, гадаю, что там у тебя стряслось.

— Много чего.

— А именно?

— А именно вот что: я звоню тебе с почтамта Портленда, штат Мэн, поскольку опасаюсь, что Большой брат может прослушивать мой домашний телефон.

Мой рассказ со всеми подробностями занял минут двадцать, и я, должно быть, преподнесла его увлекательно, потому что Марджи, вечно всех перебивающая, за все это время не проронила ни слова.

Когда я закончила, на линии воцарилось долгое молчание.

— Ты еще здесь? — спросила я.

— О да, я здесь, — сказала Марджи.

— Извини, если утомила тебя.

— Да ты что! Это такой драйв!

— Ну и что мне теперь делать?

Долгая пауза. Потом она сказала:

— Ничего.

— Ничего?

— А делать и нечего. Он уехал. Федералы не сидят у тебя на хвосте. Твой муж ничего не знает, и я сомневаюсь, что малыш Билли рискнет потерять друга в твоем лице, а уж твой отец точно будет держать рот на замке… и, кстати, тебе ведь придется простить его, но, думаю, ты и сама это знаешь… так что…

Снова пауза.

— Считай, что ты легко отделалась, — сказала Марджи.

— Думаешь? — удивленно спросила я.

— Ты тоже так думаешь.

— А как же последствия?

— Если по горячим следам ничего не было, то никаких последствий и не будет, кроме тех, что ты сама для себя придумаешь.

— О чем я и говорю. Как мне жить с этим?

— Отвечу: просто жить.

— Не знаю, возможно ли это.

— Ты хочешь сказать, что не знаешь, сможешь ли простить себя?

— Я не могу себя простить, — сказала я.

— Ты должна это сделать.

— Почему?

— Потому что ты не совершила никакого преступления…

— Нет, совершила.

— Проступок, Ханна. Но не преступление. Будет тебе, дорогая. Тебя просто занесло в любовной лихорадке, а потом этот сукин сын не оставил тебе выбора, кроме как сделать то, что ему нужно. По-моему, единственное твое преступление в том, что ты такой же человек, со своими слабостями, как и все мы.

— Как бы я хотела думать так же.

— Так и будет.

— Откуда в тебе эта уверенность?

— Потому что в жизни так и происходит. У тебя есть тайна. Сейчас она кажется тебе страшной. Но со временем она станет маленьким секретом, о котором будешь знать только ты. Обещаю, вскоре тебе даже не захочется вспоминать о нем. Потому что он, этот секрет, уже не будет таким важным. И еще потому, что, кроме тебя и меня, никто не узнает о существовании этого секрета. А сейчас, дорогая, меня вызывают на тупейшую конференцию. Так что…

Мы закончили разговор, пообещав друг другу созвониться через неделю. Я повесила трубку. Вышла из кабинки и расплатилась с телефонисткой. Потом выскочила на улицу, села в машину и поехала обратно в Пелхэм, думая: ничто не проходит бесследно. Во всяком случае, для тех, у кого есть совесть.

Я не торопилась домой, оттягивая момент своего возвращения. Когда я наконец въехала в город — около семи вечера, — Дэн уже был дома с Джеффом. Мой сын поднял голову, когда я зашла в квартиру, потом снова вернулся к своим деревянным кубикам. Муж поцеловал меня в макушку, заглянул в пакеты с итальянской провизией и сказал:

— Выглядит довольно аппетитно. Купила пармезан?

Я кивнула и начала распаковывать пакеты. Чек выпал вместе с упаковкой пасты. Дэн схватил его и громко присвистнул, когда увидел цену:

— Боже, это же безумно дорого!

— А ты не думаешь, что мы заслуживаем того, чтобы время от времени баловать себя? — сказала я.

Хотя я произнесла это без всякой задней мысли, что-то в моем голосе заставило Дэна сменить тон.

— Ты права. Баловать себя — это хорошо. И кстати, что у нас на ужин?

Я сказала, что приготовлю настоящую итальянскую лазанью.

— Здорово, — сказал он. — Откроем бутылочку «Кьянти», что ты купила?

Я кивнула в знак одобрения. Пока Дэн искал штопор, я устремила взгляд на своего красивого сына и подумала о том пакте который заключила с собой. Я знала, что если бы не было Джеффри, то и меня бы здесь не было.

Дэн обернулся и, должно быть, заметил мою задумчивость потому что спросил:

— Ты в порядке?

Все имеет свою цену.

Я улыбнулась. Поцеловала мужа. И сказала:

— Все просто замечательно.

Как только я села в машину, повалил густой снег. Только в Мэне можно увидеть снегопад в начале апреля. Будучи уроженкой Новой Англии, я всегда любила наши суровые новоанглийские зимы. Однако в последнее время, когда климат стал вести себя не-предсказуемо, случалось и такое, что за всю зиму мы не видели ни одной снежинки. Впрочем, в этом году в начале января бывало и до минус пятнадцати, и даже сейчас, когда не за горами Пасха, зима не спешила отступать. Снегопады частенько навещали нас.

Мой джип, как всегда, завелся с полуоборота, и я еще не успела выехать с парковки, как в салон хлынул теплый воздух. Джип был подарком мне на пятидесятилетие. А на днях Дэн предложил поменять его на новую модель или подобрать другой внедорожник. Я решительно отказалась. Конечно, нехорошо, что я мотаюсь по Портленду на столь громоздком автомобиле (хотя в такие снежные бури, как сегодня, он просто незаменим). Но идея вышвырнуть еще десять тысяч на новый джип «чероки», в то время как мой еще так славно ездит, кажется мне абсурдной.

Дэн, напротив, считал плевым делом каждые два года менять свои «лексусы».

— Мы можем себе это позволить, — мягко напоминает он мне, когда я закатываю скандал по этому поводу.

Включив радио, я настроилась на волну Эн-пи-ар [45] Национальное общественное радио США. . Шла прямая трансляция концерта Бостонского симфонического оркестра — Ливайн дирижировал Второй симфонией Сибелиуса: идеальная музыка для темного зимнего вечера.

Из даунтауна Портленда я выбиралась через квартал офисных зданий 1930-х годов постройки; они много лет простояли заброшенными, и их даже планировали к сносу. Но это было еще до начала большого бума середины девяностых, когда Южный Мэн всколыхнулся от наплыва энергичных молодых профессионалов, покинувших крупные города высшего дивизиона. И каждый раз, когда в журнале «Город и провинция» появлялась заметка о том, что Портленд — один из самых уютных городов для жизни, цены на местную недвижимость подскакивали еще на десять процентов. Вот почему эти некогда пустующие офисные здания превратились в модные нынче лофты стоимостью до полумиллиона долларов за 1600 квадратных метров… в то время как наш собственный дом в Фалмуте…