Вячеслав Овсянников - Одна ночь (сборник)

— Прошу всех вас, кто тут находится, выпить за моего погибшего и до сих пор неотомщенного брата Петра Загинайло!

Полковник Колунов зыркнул на него мрачно сверкнувшими глазами. Издевательски усмехнулся. Мститель нашелся. Слез с гор. Выпили за Петра Загинайло. Стали вспоминать, какой он был. Задира, забияка, сорви-голова, железный орешек, гвозди бы делать из таких.

Перепились все вдребезги, мало кто устоял на ногах и ушел с пира своими силами. Офицеров развезли по домам на машинах. Комполка Колунов тоже нагрузился, не мог самостоятельно передвигаться, его вели, вежливо взяв под мышки, два могучих комбата, один — седой, крючконосый — Хорев, другой — рыжий, с красной шеей — Смага, командиры второго и третьего батальонов. Голова полковника моталась, как у тряпичной куклы, он что-то мычал. Нечленораздельная речь его была обращена неизвестно кому, из углов рта текли, как у теленка, обильные слюни. Потом он уронил свою старую, седую голову на грудь и затих. Два комбата-гиганта поволокли его по коридору и вниз по лестнице, ноги полковника, как парализованные, пересчитали все ступени, с третьего этажа до первого. Милиционеры, дежурившие снаружи, убрали с глаз долой свидетелей, чтоб народ не пялился бессмысленно на исход их крепко гульнувшего начальника. Комполка кое-как усадили в машину на заднее сиденье, по бокам два комбата. Фря, злая, мрачная, рядом с водителем. Увезли полковника Колунова с пира домой.

Загинайло один остался. Не то, чтоб тоска, а тяжесть. Пойти б куда-нибудь, побродить… На лестнице его остановил Бурцев, громокипящий комбат. У него разговор есть.

— Вот что, Загинайло, — вперился он своими выпученными, налившимися кровью, блекло-голубыми шарами, — не будь дураком. Чего ты в бутылку лезешь? С местью сюда явился? Кого ты тут собрался карать, кому мстить? И без брата твоего тут неотомщенных — целое кладбище. Братская могила. Иди вот на Пискаревку и возложи венок, если тебе делать нечего и червяк гложет. А будешь во всеуслышание тут заявлять о своих мщениях, то как бы тебе самому не оказаться там же, где нашли твоего брата. А за тебя кто мстить придет? Предупреждаю по-дружески — брось ты это. Чего тебе в грязь эту лезть? Вон ты какой орел! Послушай старика, вали ты отсюда, пока жив. Горячий ты и в башке мусор. Кретин будешь полный, если меня не послушаешь. — Бурцев отвернулся, как-то безнадежно махнул своей широкой рукой. Сгорбясь буйволом, стал спускаться по лестнице, на улицу, где его ждала машина и любимый батальонный водитель Чумко.

Загинайло тоже вышел наружу. Проветриться. Пошел куда-то. Обводный, забылся, ступени к воде. От воды зловоние, пар смрадный. Смотрит в упор на эту черную воду. Ну что, вода? Кого ты там прячешь? Покачивается, раздутое, безглазое. Стерпим. Срок еще не пришел… Да и чего ты тут зубами скрежещешь? Эй, ты!.. Тошнота тут… Город спит. Праздника что-то не слышно. Где фейерверк? Где салют? Глухо…

Утром, придя в батальон, Загинайло узнал новость: у нас гость дорогой, Вася Рапинюк. Прикандыбал на костылях родненьких своих навестить, соскучился, дома сидя. Год назад Вася Рапинюк взорвался на гранате. Где именно, умолчим. Скажем только — на боевом задании. До этой беды Вася был здоровяк, самбист, стрелок-перворазрядник. Весельчак, балагур. Он и тогда в батальоне был знаменитость. А теперь, когда от Васи мало осталось, обрубок, да и слепой, глаза выжжены, Васина слава гремит по всему полку. Как увидели Васю на Г-й, выбежали, на руках вместе с костылями в батальон принесли. Усадили на табурет в дежурке. Улыбается слепыми веками. Все, кто был в батальоне, обступили его. Тут весь взвод Загинайло собрался вместо инструктажа. Гам, смех, кричат:

— Васька! Пес слепой! Кандыбает на костылях лучше, чем мы на своих, на цельных! Тебе ж протезы положены бесплатно, чего ж ты, дурик, на костылях мучаешься? Мы тебе кресло на колесах инвалидное сделаем! Скинемся всем полком и будем катать по Невскому туда-сюда в знак протеста. Пусть посмотрят на героя невидимого фронта!

Вася Рапинюк продолжал молчаливо улыбаться, сидя на табурете, в центре всеобщего внимания. Он был одет в камуфляжную форму, тельняшка облегала широкую грудь, на голове черный берет с хвостиком сзади. Ноги ампутированы по пах, правая рука по локоть, левая — без кисти.

— Как же ты, Рапинюк, теперь живешь? — хмуро спросил его пришедший посмотреть на своего бывшего бойца комбат Бурцев.

— Живу — не тужу, Степан Григорьич! — отвечал Рапинюк, кротко улыбаясь. — Жену вот ищу. Объявление в газету дал. А то скучно одному дома сидеть. Приходят по объявлению каждый день, валом валят, отбою нет. Да ни одна мне пока не понравилась. Выбираю.

— Разборчивый ты, Рапинюк, — мрачно пошутил комбат. — И искать не надо. Мы к тебе своих жен поочередно посылать будем, всем батальоном. Пусть возьмут над тобой шефство. Или вот что: оставайся в дежурке, помдежем будешь. Ты же оружие знаешь, как свои пять пальцев. Прости, Рапинюк! — спохватился комбат, заметив, как дернулась культя у калеки. — Ну, сиди так. Хоть на трубе играй! Вот Волына-симулянт вернется с больничного, травму свою залечив после сотрясения мозга, он трубач у нас, консерваторию кончал, он и певец и на дуде игрец. Он тебя научит. Всё! Пошли вон отсюда! Балаган закончен! Марш на посты! — заревел на собравшихся Бурцев. — Вам бы только зубы скалить, а не работать! Чтоб через минуту я ни одного не видел в батальоне!

Гнев комбата мгновенно разогнал сборище. Загинайло тоже хотел уйти, но тут он почувствовал, что кто-то тянет его за рукав. Замполит Розин! Жив-здоров, глаза сверкают зеленым, как у кошки, демоническим огнем, так и мечут искры! Чудовищная, сверхъестественная энергия распирает замполита. Как видно, штрафная чарка папы на вчерашнем пире и отдых на холодном полу пошли ему на пользу.

— Командир четвертого взвода Загинайло! — завизжал замполит Розин. — Почему вы не присутствовали на политзанятии?

Специально для командиров взводов всего полка. Заранее было объявлено. Вы что, особенный у нас? Белая ворона? Колунов Николай Кирьяныч очень вами недоволен. От его имени выношу вам на первый раз строгий выговор!

— Какое еще политзанятие? — изумился Загинайло. — Первый раз слышу про такое.

— Да это я так, к слову. Ты, Загинайло, не обижайся, соколик ясный, — вдруг совершенно переменил тон замполит. — Мы это исправим, соколик. Вот что: идем ко мне в кабинет, я с тобой персонально политзанятие проведу, так сказать с наглядными пособиями — через показ художественных образов и воздействие произведений искусства. Идем, идем, пока Железнов в отлучке, а то это хамло может нам помешать, — упорно тянул Розин за рукав несговорчивого Загинайло. — Ты не знаешь Железнова. Это вандал! Атилла! В живописи понимает столько же, сколько и бульдозер. Работать не дает, начну картину писать, он тут же в стену стучит, скотина, кувалдой или молотом, будто бы карту свою дурацкую к стене прибивает. Мастерская у меня трясется, стены трескаются, куски штукатурки сыпятся на холст. Он мне своими болтами стену насквозь, как копьями, пробил и лучшие мои картины в том месте висящие изувечил! Разве можно в таких условиях создать великое произведение искусства? А? Как ты думаешь? — жаловался, чуть не плача, замполит, таща за рукав переставшего сопротивляться Загинайло в свой кабинет. Зампослужбе Железнов действительно отсутствовал в батальоне. Дверь его кабинета, по соседству с дверью замполита, была наглухо запечатана сургучными печатями сверху донизу. Железнов остерегался воров и — не в меньшей мере — козней своего соседа замполита, этого шарлатана, которому место в сумасшедшем доме, как он выражался. Замполит втянул Загинайло к себе в кабинет и закрыл дверь на ключ. Загинайло оглядел помещение. Тут было как у маляров: все перепачкано масляными красками. Стол, стулья, диван, подоконник. Даже сейф в углу. Пол заляпан страшно, везде огрызки карандашей, обрывки веревок, сломанные кисти. Хаос. Стены сплошь увешаны картинами, свободного места нет. Загинайло пригляделся к одной большой картине как раз перед ним на стене: там было изображено нападение банды преступников на охраняемый объект, должно быть, банк. Милиционеры отражали нападение. Тут были лучшие бойцы батальона. С обеих сторон были убитые и раненые. Скуластый капитан милиции в фуражке, глубоко надвинутой на лоб, лихо палящий из пистолета в двух нападающих на него бандюг, показался Загинайло похож на его брата Петра.