Вячеслав Овсянников - Одна ночь (сборник)

— Это еще что! Это пустяки! Можешь и не смотреть! — замахал руками замполит Розин. — Ты вот сюда посмотри! Феликс Эдмундович, в полный рост! Главный мой труд, дело всей жизни. Сегодня утром закончил. Нанес последний мазок. Всю ночь работал, не покладая рук и кисти. Горел весь! В жару! В лихорадке! Ужас, соколик! Это, знаешь, свыше! Снизошло! Никогда, сколько себя помню, у меня такого вдохновения не бывало. Прямо-таки ярость какая-то, знаешь. Так и бросался на холст, как тигр, рыча и рыдая. Ну, смотри и оцени! Тебе, соколик, первому показываю.

Замполит решительным взмахом сдернул простыню с гигантской от пола до потолка рамы. Перед Загинайло предстал, как живой, знаменитый главный чекист, железный Феликс. Загинайло вздрогнул и отшатнулся. Гигантский, нечеловеческого роста Дзержинский в наглухо застегнутой по горло долгополой шинели, в сапогах, с громадным маузером на поясе, бородка клинышком, страшный, вонзился неподвижным, убийственно-мертвящим взглядом в глаза Загинайло, в самое его нутро. Насквозь пронзил. Никуда и нигде от этого взгляда не спрячешься. И на краю земли не спрячешься, и там найдет, и на дне морском сыщет. Этот страшный гигант был изображен на кроваво-красном фоне великой мировой зари грядущего коммунизма.

— Ну, что скажешь, соколик? — спросил, горя нетерпением, замполит Розин. — Как он тебе?

— Впечатляющий дяденька! — высказался наконец Загинайло. — Как будто живой. Сейчас вытащит из кобуры маузер.

Замполит был чрезвычайно польщен такой оценкой. Неизвестно, сколько бы еще времени он продержал в плену посетителя его мастерской. В дверь загрохотали кулаком и раздался отчаянный крик дежурного Горячева:

— Товарищ замполит! Открывайте скорей! Ой, ой, скорей! Эти шизики сейчас перестреляют друг дружку! Мать их в дупель!

Замполит Розин открыл дверь и, увидев перед собой бледного с вытаращенными глазами дежурного, безмятежно-величавым голосом спросил:

— Горячев, в чем дело? Чего глотку дерешь? Я с командиром взвода провожу экстренное политзанятие, а ты лезешь с какой-то ерундой.

— А, Загинайло! Роман Данилыч! — обрадовался дежурный. — Беги во все лопатки в класс службы — разнимать своих головорезов!

У них там смертельный поединок. Как петухи! В батальоне никого, кроме вас. Бурцева нет, а то бы он дал каждому из них по пинку и по углам бы раскидал в миг.

— Да что такое? — следуя за Горячевым, потребовал подробностей Загинайло. — Замполит Розин, шедший с ними, тоже попросил пояснений.

— Горячев! Толком говори! Пьяные они, что ли? — Происшествие касалось его, как замполита, еще в большей степени, чем взводного.

— Да не пьяные они, а из-за шубы, — отвечал Горячев.

— Какой шубы? Чего ты мелешь?

— Говорю, из-за шубы! — продолжал Горячев. — Старшина наш Яицкий выдал одну на взвод. Баранья шуба, на зиму, мехом внутрь. Шубеечка — высший класс! Жарко, как в печке. Посты проверять в лютые морозы. Вот они и не поделили. Черняк и Стребов, твои командиры отделений, Роман Данилыч. Один орет: моя шуба! Другой еще громче орет: нет, моя! Сцепились. Пистолеты хвать. Говорю вам: сейчас выстрелы грянут. Один свежий труп уж точно сейчас увидим. Ой, лихо! С дежурных снимут!

— Да как они смеют! — возмутился замполит Розин. — Эта шуба положена командиру взвода. Не по праву! Моральное разложение! Я с ними сейчас разберусь! Я не позволю! Так мы далеко заедем!

Все трое вступили в класс службы, ожидая, что их встретят выстрелы. Они увидели такую сцену: два командира отделений, старшина Черняк и старший сержант Стребов, стояли по разным сторонам стола, приставив свои пистолеты ко лбу друг другу, пальцы на спусковых крючках. На столе, разделяя их, виновница раздора — новенькая шуба, добротная, с черной покрышкой и барашковым воротником. Эта пышная красотка лежала себе, развалясь мехами и ожидая, когда она достанется победителю кровавого спора за обладание ею.

— Отставить! — угрожающе приказал Загинайло. — Подскочив к дуэлянтам с поразительной для его массивной комплекции быстротой, он мгновенно разоружил обоих. Отобрав пистолеты, молча отошел в сторону. Зато замполит Розин дал своему языку полную волю.

— Черняк! Стребов! Мушкетеры, Дартаньяны! Дуэли тут устраивать! Герои нашего времени! Дантес-полонез! Придется Николаю Кирьянычу докладывать. Все равно информация пулей долетит. Может, уже долетела к нему в кабинет на Литовский, и все уж он, что тут делается, знает! Ой, что будет! Гром и молния! — замполит в ужасе схватился за свою сильно поседелую голову.

— Тимофей Трофимыч! Моя это шуба! Я ее законно в карты выиграл! — возопил возмущенным голосом Черняк. — А этот шулер карту передернул! Туза бубен козырного из рукава вытащил! Подлый урод!

— Врет он всё! — возразил Стребов. — Я честно выиграл, моя шуба.

— Ладно, ладно, соколики. Командир полка сам решит, чья шуба. Сейчас же иду ему звонить. А пока марш оба посты проверять! Чтоб духу вашего в батальоне до завтрашнего утра не было! — Замполит, взяв злополучную шубу в охапку, понес ее, как добычу, к себе в кабинет.

— Роман Данилыч, — сказал он, обернувшись к Загинайло, — ты не будешь возражать, если я эту шубу себе возьму? Вы все и так жаркие, кровь кипит. А я страшно мерзну, мастерская у меня — все равно что в ледяном погребе сидеть. А Яицкий почему-то мне шубу не выдает, сколько я его ни просил. Объясняет тем, что замполитам не положено. Ну как? А я тебе картинку подарю за это. Любую выбирай. И от политзанятий освобожу, пожизненно.

— Договорились, — усмехнулся Загинайло. — Зачем мне шуба. Тяжесть на плечах таскать. У меня шинель теплая.

Выйдя из батальона, он увидел, как оба его командира отделений шлепали впереди него в шагах пятидесяти по Г-й улице, дружески беседуя, как ни в чем не бывало, плечом к плечу. Судя по их бурным жестам, они обсуждали происшествие с уплывшей из их рук шубой и костили замполита.

Весь ноябрь работали без выходных. Усиленный режим. Ожидали комиссию из Министерства с проверкой. Загинайло был в батальоне каждый день. Он наряду со всеми нес это беспрерывное дежурство. Офицерам не было послабления ни на минуту, напряженность в городе не позволяла поблажек. Простой милиционер у себя на посту взаперти еще мог вздохнуть, офицер — нет, офицер и спать должен на ходу, да и то одним глазом. Замполит Розин, казалось, ничуть не тяготился такой перегруженностью. Он щеголял в новой шубе, отогревая свои промерзшие косточки. Он и в батальоне разгуливал в шубе, не снимая ни на минуту. Смотрелся он в шубе хорошо, как боярин. Зампослужбе Железнов, увидев его в этой обновке, что-то пробурчал под нос и тут же ушел к себе в кабинет писать срочное донесение комполка Колунову.

Взвод Загинайло также работал в усиленном режиме. После инструктажа, распустив милиционеров на посты, остались в классе службы вчетвером: взводный и его три командира отделений: Бабура, Черняк и Стребов.