Юрий Григ - Пусть умрёт

И Максимов в свою очередь поведал Игнаточкину про то, как он вышел на это дело через своего «кореша». И про меч, который успел побывать у него в руках, рассказал. Про консультации с профессором Иванишиным. Наконец, самое главное, про приключения Вики и ее подруги, вампирши Инны на той памятной тусовке. Только про свои сны не стал он рассказывать ввиду несерьезного отношения старшего лейтенанта к этому, как можно будет убедиться впоследствии, важнейшему элементу в цепи фактов и доказательств.

Но и без того рассказ Максимова настолько потряс старлея, что он тотчас же, не сходя с места, безоговорочно поверил в версию журналиста и поклялся, что более никогда не скажет худого слова о его коллегах... без серьезных на то оснований.

Максимов был польщен, но возразил, что это чересчур сильное, а главное, совершенно излишнее обязательство, поэтому не настаивает на его выполнении. Тем более – он сам поостерегся бы поклясться, что никогда не скажет о своем брате-журналисте худого слова. Так что вместо такого бесполезного обещания он предпочел бы видеть Игнаточкина в своей команде, поскольку профессиональная помощь при данных обстоятельствах была бы просто неоценима.

- Итак, предлагаю участие в деле, – заключил Максимов. – В связи с возникновением обстоятельств непреодолимой силы – я имею в виду твоих гэбистов – заниматься этим тебе придется в порядке личной инициативы. Секретность гарантирую. Выведем на чистую воду мерзавцев, а? Ну как, окей? – предложил он свою честную руку.

- Окей, – радостно ответил на безукоризненном английском Игнаточкин, но тут же спохватился и, пригорюнившись, добавил: – хотя по головке меня за это не погладят.

- Не унывай, старлей, по головке тебя погладят благодарные потомки. И первое, что мы с тобой сделаем, попытаемся вызволить вещдок. Э-эх, надо было реквизировать вещицу. Эдик бы откупился. Но, как говорится, – знал бы прикуп, жил бы в Сочи... Ты, кстати, преферанс уважаешь, Паша?

- Баловался в институте...

- Тогда должен знать это золотое правило. Ну что, вперед? Надо опередить злодеев, правда, насколько я знаю эту организацию, – шансы у нас, прямо скажем, не очень.

- Это почему же? Я еще не передал им улику официально... Они не смогут ее изъять.

- Павлик, – пряча скептическую улыбку в модной нынче недельной щетине, сказал Максимов, – назови мне хоть одну, сколь-нибудь вескую причину, почему контора не сможет этого сделать?

- Всё очень просто, – ответил уверенно Игнаточкин, – до письменного распоряжения о передаче дела все материалы, включая вещественные доказательства, числятся за мной. И еще... Нужна виза начальника отдела.

Грустная улыбка была ответом на это наивнейшее из наивных заблуждений, когда-либо прозвучавших в стенах МУРа.

- Нам нужно срочно к Трюфелевой! – взволнованно воскликнул Игнаточкин, не обращая на это внимания.

- К Трюфелевой? – удивился Максимов.

- Да, к ней, в хранилище вещдоков.

Когда новоиспеченные друзья прибыли в спецхранилище, они застали капитана Трюфелеву мирно почивавшей в неудобном кресле.

Правда, неудобным оно выглядело только на первый взгляд. Если дать себе труд и присмотреться внимательней, то можно было разглядеть, что было оно придвинуто к письменному столу таким хитроумным образом, что любой прямоходящий, включая человекообразных обезьян, мог оставаться в вертикальном положении, будучи даже полностью в бессознательном состоянии.

Более того, бездыханный труп, и тот, если его ооблечь в соответствующий мундир и аккуратно зажать между спинкой, подлокотниками и краем стола, вполне мог сойти за живого капитана милиции.

Голова этой раблезианской женщины-милиционера опиралась на остроумную конструкцию, состоящую из трех точек, одной из которых, хоть и расслабленная во сне, была шея, а две другие были образованы упертыми в стол дородными локтями. Сдобные ладошки, подоткнутые под кустодиевские щеки товарища капитана, и сомкнутые в сладкой неге глазки довершали это живое доказательство изобретательности, каковая, как видите, свойственна даже не шибко сведущему в науках обыкновенному человеку.

Капитан спала...

Ей снилась аккуратная пачка заокеанских денежных знаков, в количестве двадцати штук, все как один с ликом Бенджамина Франклина.

Не очень искушенная в вопросах истории, тем более в истории стран зарубежных, Трюфелева за время работы в милиции неплохо изучила в лицо, по меньшей мере, семерых выдающихся деятелей заокеанской державы. Ровно такое количество отцов-основателей было привлечено казначейством Соединенных Штатов для персонификации банкнот различного достоинства.

Обладавшая неплохой зрительной памятью, Тамара Поликарповна сходу определяла достоинство банкноты, даже без считывания цифр – по картинке. И милей всех ей был – по вполне понятной причине – вышеупомянутый Франклин, хотя имени-фамилии этого забавного старикана она не знала – буквы под портретом были мелковаты для уже немолодых глаз.

Приснившиеся деньги являлись не только материализацией проказ Морфея, но и имели вполне вещественный прототип. В реальности они достались капитану Трюфелевой за работу, точнее – за акт подмены одного из предметов, задача сохранения которых в ультимативной форме была возложена на нее согласно должностной инструкции.

До этого она уже поживилась, ссудив тот же предмет во временное пользование, то есть с возвратом. Но тогда сумма была менее внушительной, да и, по правде говоря, растаял уже тот гонорар без следа.

И вот теперь снилось ей, что хранилище, за пять последних лет ставшее родным, превратилось в магазин.

В этом удивительном сне решетка, отделяющая помещение хранилища от приемной – тесной комнатушки со столиком, где обычно располагались посетители для оформления бумаг, – исчезла. Точнее, трансформировалась из тюремной квадратно-гнездовой в подобие замысловатой арки из витой кованой стали, гостеприимно заманивающей покупателей в торговый зал. В зале на стеллажах размещалось множество разнообразных предметов, оформленных на удивление не без признаков художественного вкуса и с разумной фантазией.

Ценники в форме пятиконечных ассиметричных звезд, помимо наименования товара и цены, содержали также инвентарный и еще какие-то непонятные номера. Всё, как полагается в приличном супермаркете (аналогичную мысль, собственно, уже высказывал совсем недавно Матвею Петровичу башковитый Олег, подручный Поля). Стол, за которым обычно коротала рабочие дни капитан Трюфелева, волшебным образом преобразился в подобие прилавка с коротеньким, как детские штанишки, конвейером и кассовым аппаратом. А за ним в закутке, придирчиво оглядывая очередь из нескольких терпеливо дожидающихся обслуживания клиентов, с неприступно важным видом восседала сама Тамара Поликарповна.