Злата Линник - Неизданный сборник рассказов

Запахи Помойки начали преследовать его даже наяву, появляясь в разгар рабочего дня, маня куда-то и отвлекая от служебных обязанностей. В конце концов, это стало похоже на безумие.

Решив, что сопротивляться наваждению он больше не в силах, а также, весьма кстати прочитав, что лучший способ победить страх — это посмотреть ему в глаза, Денис в одно из воскресений надел старую туристскую одежду и отправился на Помойку. Он только зайдет в свою бывшую комнату, заберет вещи, поздоровается со знакомыми и сразу назад. Ну, может быть, задержится до вечера, в конце концов, выходной у него или как? А свой законный выходной он имеет полное право проводить, где ему хочется.

Всю дорогу от автобуса он летел как на крыльях. Что-то впереди звало его, и противиться этому у Дениса не было никакого желания. Помойные ароматы тянулись навстречу, окутывая его и, казалось, встречая как лучшего друга. Все было как в преследовавших его снах и, в то же время, все было другим. Запахи… что-то они сегодня какие-то не такие, что-то изменилось, пока его здесь не было…

Взобравшись на первый же мусорный холм, Денис обнаружил, что передвигаться по этой беспорядочной, расползающейся под его весом массе стало как-то неудобно. Наступив на помятую пластиковую бутылку, он поскользнулся, упал, перекувырнулся несколько раз, чудом не напоровшись на торчащую арматуру и битые стекла, растянулся во весь рост и тут же с воплем вскочил, увидев перед самым лицом то, что когда-то было серой полосатой кошкой.

Пройдя немного, он заметил фигуру, сидящую в куче картонных коробок. Это было существо, кажется, женского пола, закутанное в вытертое пикейное одеяло в виде сари или римской тоги. Судя по «амбре», перекрывающему даже помойные ароматы, «женщина» пребывала в алкогольной нирване. «Это же Лариска-йогиня, ну и видок, а я еще считал ее симпатичной. Подойти, что ли, поздороваться… нет, противно что-то. Как можно быть такой неряхой, а еще девушка!»

Со смешанными чувствами вошел Денис в «помойный поселок». Все здесь стало каким-то другим. Дома покосились, оконные стекла стали от грязи и копоти почти непрозрачными, двери отсутствовали или держались на честном слове, а на то, что виднелось внутри, смотреть было уж вовсе неприятно: неужели так трудно хоть немного прибраться? Чем они тут, вообще, заняты целыми днями, небось, все мировые проблемы решают. Как им только не надоест все время языком молоть?

Пройдя шагов десять, Денис увидел на другом конце улицы Астронома и спрятался от него за полуразвалившейся трансформаторной будкой. А то полезет как всегда со своими рукопожатиями…

У Дениса едва хватило духа дойти до своего бывшего пристанища. Неужели он жил в этом свинарнике: спал на куче тряпок, накиданных на каркас доисторической кровати, ел всякие отбросы и считал все это прикольным? И как он мог так долго обходиться без мыла и зубной пасты? Чтобы так жить, надо совершенно потерять к себе уважение! К вещам, лежащим в комнате, он не смог заставить себя даже притронуться.

А вскоре, Денис поймал себя на мысли, что больше всего на свете ему хочется бежать отсюда без оглядки. Он промчался с хорошей спринтерской скоростью два километра до автобусной остановки и, не в силах ждать автобуса, припустил прямо по шоссе. Опомнился он только рядом со станцией метро. Там он совершил еще один безумный, с точки зрения окружающих, поступок: купил в каком-то магазинчике бутылку шампанского и, выйдя на улицу, выпил ее из горла.

…Вечером того же дня Денис до смерти напугал соседей. А что прикажете думать: сосед закрылся в ванной и больше часа оттуда не выходит. Заснул или еще каких дел натворил, а потом снизу придут на протечки жаловаться.

С того дня сны о Помойке его больше не мучили. Только однажды Денису приснилось, что он бежит на работу, обгоняя еле ползущий транспорт, и радостно вопит во все горло: «Ура! Каникулы закончились!»

На работе дела тоже как-то незаметно пошли в гору. Денис стал сначала просто агентом, а потом «дорос» до директора по персоналу. Его фамилию можно видеть в списке тех, кто читает лекции о самопрезентации и психологии собеседования. Недавно он выступал с докладом на крупном международном семинаре. Картина «Прощание с Мойкой» украшает его кабинет, а еще несколько, купленных в том же магазине — его новую квартиру в одном из самых престижных районов города.

Недавно у него раздался телефонный звонок. Подняв трубку, Денис услышал незнакомый голос: «Мы проводим социологический опрос. Скажите, пожалуйста, вы считаете себя счастливым человеком»? И бывший житель «помойного поселка» без малейшего колебания ответил: «да, конечно, считаю».

А Помойка? Окончательно поглотив поселок, она захватывает все новые территории. Она отравила химическими стоками оказавшееся на ее пути озерцо и приближается к совхозным теплицам. Жители городских окраин уже бьют тревогу, но пока безуспешно.

Как и прежде, Помойка затягивает и растворяет в своих недрах неосторожных, которые, поддавшись своеобразному очарованию, попадают в ее сети.

И, судя по всему, она проживет еще не одно столетие.

Случилась эта история давным-давно, когда филологический факультет был совсем не таким, как теперь. Когда во дворе его стоял гараж, служивший пристанищем полуразобранным механическим монстрам и не одному поколению кошек и котят самых немыслимых расцветок, когда упражнения по изучению итальянской фонетики сливались с ревом моторов и энергичными комментариями тех, кто безуспешно пытался вернуть эти самые моторы к жизни. Когда старинный камин в вестибюле был покрыт слоем желтой краски и, наконец, когда на всем филфаке не было ни одного компьютера. Одним словом, в самые, что ни на есть, стародавние времена.

Среди обитателей филфака бытовали неофициальные названия его географических частей. Если кто-то говорил, что первая пара будет сегодня в школе, то это следовало понимать так, что упомянутая пара будет в одной из аудиторий, выстроившихся за поворотом сразу после актового зала. Помимо всего прочего, эти аудитории были примечательны тем, что в них стояли самые настоящие круглые печки. Холодными зимами многие студенты и преподаватели мечтательно поглядывали на них, кутаясь в пальто и жалея о том, что печное отопление давным-давно не в ходу. Через двор с отдельного входа располагалась территория, именуемая лингафоном. Там и в самом деле находились лингафонные классы, где студенты осваивали разговорную речь с помощью такой аппаратуры, которая у современной молодежи вызвала бы состояние легкого шока. Был еще «хор» — помещения, находясь рядом с которыми по вечерам, можно было слышать репетиции студенческого хора.