Сергей Ведерников - Пятицарствие Авесты

С её похоронами совпало возвращение в Пеллу Михаила и Никанора с известием о падении Иерусалима и о ранении Александра, которого, по их сведениям, подземными ходами вынесли из города и отвезли на юг: то ли в Махерон, то ли в Мосаду. Это известие только усилило горе родных Марка, а Антония уже в категорической форме потребовала переезда семьи в Херсонес, не имея больше надежды увидеть Александра и выплакав глаза по погибшему Андрею. Возражать больше не имело смысла, он согласился с женой, определив с ней день отъезда семьи из Пеллы и поклявшись, что найдёт Александра и постарается живым вернуть его в семью.

Сборы были уже завершены, и на утро следующего дня намечался отъезд семьи во главе с Иоанном в Тир, затем морем в Херсонес, когда, ближе к вечеру, Елена привела в дом двух старцев, назвав их ближними Мессии, попросивших Михаила и Никанора рассказать о падении храма. Необычный вид и странная загадочность старых евионитов собрали вокруг них всю мужскую половину обитателей дома, знавших о существовании христианской общины. Сам Марк с интересом рассматривал гостей: ему не давал покоя вопрос, возникший у него при виде старцев, и он хотел задать его им, не находя вместе с тем удобного повода из опасения показаться не к месту любопытным, хотя корни его любопытства были гораздо глубже, чем могло показаться на первый взгляд.

Незадолго до восстания, когда первосвященником был Анна младший, убитый зилотами в Иерусалиме после прихода ополчения из Идумеи, в столице был очень популярен старец, коего почитали за брата Иисуса, называемого христианами Мессией, а звали его Иаков. В своих проповедях и высказываниях он обличал власть имущих и защищал обездоленных, чего не смогли стерпеть саддукеи, в конце концов осудившие Иакова на побитие камнями; его и вправду забросали камнями, а когда выяснилось, что он всё же жив, то проломили голову дубиной. Хотя эта расправа над праведником вызвала большое недовольство в народе, для Анны эта история окончилась лишь снятием его с должности первосвященника. Между тем Михаил рассказывал, как римляне атаковали храм, отчаянно защищаемый иудеями и взятый лишь тогда, когда нападавшие подожгли в нём всё, что можно было поджечь; ещё была возможность отхода в Верхний город, но тысячи защитников, не желая оставлять святыню, погибли в огне, пали от римских мечей во всех помещениях и дворах храма, вокруг алтаря и «святая святых», добровольно гибли в пламени, чтобы избегнуть рабства. Когда храм был полностью захвачен римлянами, Тит вошёл в «святая святых» и приказал привести пленённую еврейку, которую изнасиловал там на свитке Торы. Потом римляне разрушили храм до полного основания.

Все молчали, потрясённые рассказом, не поддающимся быстрому осмыслению, когда Иоанн вдруг произнёс словно для себя:

— Храм всё-таки пал, хотя в откровении не говорится, что он падёт.

— Но там и не говорится, что он не падёт, — возразил один из старцев. — В откровении сказано: «Измерь храм господний…» — но что это означает, нам не дано знать, как не дано знать промысел божий.

После этих слов у Марка уже не было сомнений в возможности двоякого толкования различных фрагментов откровения Иоанна. Он понимал, что разговор на эту тему с евионитами бессмысленен, и решился задать им вопрос, беспокоивший его, спросив их, является ли им родственником Иаков, казнённый первосвященником Анной?

— Да, это наш родственник. Это мой брат, — ответил один из них. — И я доволен, что бог покарал его мучителя.

— Его покарали зилоты, — уточнил Марк.

— Господь велик и справедлив, — спокойно отвечал старец.

— Ведь ты Марк? — спросил его другой христианин, и когда Марк утвердительно кивнул в ответ, он продолжал: — Мы много слышали про тебя. Говорят даже, что ты присутствовал при казни Иисуса, нашего Мессии?

«Теперь, когда рухнуло государство иудеев, — думал Марк, — когда война проиграна зилотами и силы их почти иссякли, легенды зилотов уходят вместе с ними, а легенды христиан только слагаются ими и их праведниками». С этой мыслью он вдруг ощутил в душе бесконечную пустоту и бесконечное одиночество, словно вся жизнь и вся борьба, которой он себя отдал, были бесполезной тратой времени и сил. Все ждали его ответа, и, стряхнув с себя оцепенение, он рассказал о событии почти сорокалетней давности, когда юношей пришёл к зилотам.

В то время прокуратором в Иудее был злобный и своевольный Понтий Пилат. При его правлении несколько раз вспыхивали народные волнения в Иерусалиме, подавляемые им самим кровавым образом, а его хищничество стало причиной казней многих граждан, совершённых без разбирательства и суда. В конце концов жалобы на него дошли до наместника Сирии, его непосредственного начальника, тот вынужден был отстранить Пилата от должности и направить в Рим на суд императора. А гораздо ранее зилотам известен был Иисус из Назарета, одно время принимаемый ими за ученика Иоанна Крестителя, их отношение к которому было весьма благожелательным из-за проповедей, обличающих многих из тех, кто был врагами зилотам, и которого любили бедняки и боялись богатеи. Зилоты терпимо относились к пророкам различного рода, являвшимся национальной особенностью еврейского народа с древнейших времён; многим из этих пророков не давала покоя слава пророка Ильи, но лишь единицы были по-настоящему знамениты. И когда Иисус предложил «отдать Богу — богово, а кесарю — кесарево», приравняв, по их мнению, кесаря к Иегове, кананиты почти не обратили на это внимания, поскольку не считали его достаточно популярным в народе. Но когда однажды утром в доме Иоанна, отца Марка, появились зилоты с известием о смертном приговоре, вынесенном синедрионом Иисусу, кананиты после короткого совещания решили не вмешиваться. Наверное, этим дело бы и кончилось, если бы члены синедриона, возглавляемые бывшим первосвященником младшим Анной и его зятем Каиафой, занимавшим в то время пост первосвященника, не потащили Иисуса на суд римлян.

Пилат пролил к тому времени уже немало еврейской крови, и ему была бы безразлична судьба Иисуса, если бы он не опасался подвоха со стороны иудеев. Когда на вопрос, в чём обвиняется осуждённый, ему ответили, что тот называет себя Царём Иудейским, Пилат насторожился, поскольку со времён последних Маккавеев в Иудее постоянно велась борьба за престол и недостатка в претендентах на него никогда не было. После Ирода-старшего на месте единого государства образовалось несколько маленьких царств, управляемых его многочисленными потомками, так что уже невозможно было понять, кто имеет право наследовать власть, а кто не имеет.

Прокуратор понимал, что не с его полномочиями решать вопрос о жизни или смерти отпрыска царского рода, между тем как в случае беззакония всегда остаётся повод и возможность для мести. Он знал о судьбе последних Маккавеев, Аристовула и его сына Александра, погибших от рук подосланных убийц, но не по приговору сената или императора, несмотря на многочисленные восстания, поднимаемые ими против империи; при этом Аристовул последние годы жизни находился в римском плену, то есть был в руках римского правосудия, и был предательски убит лишь после освобождения перед отъездом на родину. Понтий также хорошо знал, что постигло всех, кто был причастен к смерти Помпея, который хотя и не был царём, но иногда назывался Царём Царей; а когда говорили, что царская кровь священна, это не было пустым сотрясанием воздуха. Видя сложность своего положения, прокуратор сам решил допросить осуждённого. По окончании допроса он, очевидно, вполне уяснил смысл будто бы произнесённой Иисусом фразы: «Царствие моё не от мира сего», но, решив полностью обезопасить себя, пошёл на хитрость, призванную ещё и ущемить самолюбие иудеев.