Петр Катериничев - Странник (Любовь и доблесть)

Нет. Камни. Я еще не похоронил сладкую мечту об австралийском рае.

– Чем тебе здесь не рай? Когда тихо?

– В раю должно быть тихо всегда. Нужно быть уверенным по крайней мере в ста пятидесяти годах грядущей мирной жизни.

– Пижонство. Полвека мира тебе мало?

– Мира всегда мало. «Если завтра война, если завтра в поход...» Какой смысл заводить детей? Никакого.

– Дети выбирают путь сами.

– Мои будут ботаниками. Станут растить цветы. Или – разводить бабочек.

Данила-мастер, по-моему, мы заболтались. Пустой треп не увеличивает шансы на выживание.

– Это не пустой треп. Я выясняю, насколько ты надежен.

– Не беспокойся. Когда вокруг огонь – мы в одной пироге.

– До первого поворота?

– Может быть. Но до этого поворота еще нужно дожить. А уж что за ним – кто знает? Лучше как ятуго: не планировать будущее.

– И не вспоминать прошлое?

– Это умеют только камни. Они не вспоминают прошлое. Они живут им. Как и настоящим и будущим. Они живут всегда, – раздалось по-английски.

Доктор Герберт фон Вернер появился в нижнем холле откуда-то из подвала.

– Вот не знал, что вы понимаете русский, – удивился Зубр.

– Не знали?

– Не знал. Но подозревал.

Старик зашелся хохотом. Данилов нахмурился: уж не вкатил ли себе этот божий одуванчик, стрелок-любитель, искусствовед и философ-теоретик порцию психоделика? Нет, психоделики – это хиппи, семидесятые, чистый кайф, чистое искусство, альтруистическое белое безумие... Безумие времен молодости доктора Вернера было судорожным алкоголизмом потерянного межвоенного поколения...

Понять это состояние Европы и европейцев – между мировыми войнами – мы уже не можем и не сможем никогда. И Бог им судья. Впрочем, и в двадцатых, и позже отдельные одаренные личности ставили себя выше алкоголя и грешили запоздалой модой серебряного века – абсентом и кокаином. Похоже, доктор Вернер втянул понюшку на радостях. И не одну.

Доктор Вернер сиял; глаза лихорадочно блестели, лицо в мертвенном освещении мониторов слежения походило на личину одного из монстров с офортов Франсиско Гойи. «Сон разума рождает чудовищ...» Данилов даже тряхнул головой, сгоняя наваждение. В руках Вернера был объемистый кофр; узловатые пальцы доктора сжимали его цепко и бережно, словно там хранился порожденный больным гением гомункулус. К поясу были приторочены небольшая сумка и две антикварные желтые кобуры, в которых покоились не менее антикварные «люгеры» образца 1907 года. Это придавало Вернеру некую несуразность, но не было в нем ничего комичного.

– Что за стрельба? – спросил он.

– Грабят.

– Кого? – Во взгляде не беспокойство, а живейший интерес:

«Так-так-так-так-так?..»

– Всех.

– Кажется, все уехали?

– Для нищего и сухарь бублик.

С восточной стороны поселка послышалась частая беспорядочная пальба.

– Празднуют победу?

– Нет, скорее стычка между ватагами мародеров.

– А наш дом – как заколдованный... – с ребяческой радостью объявил Вернер.

Снаружи грохнула очередь, и автоматные пули зачавкали по деревянной обшивке бронированной входной двери.

– Кончилось колдовство. Началась суровая правда, – иронически скривился Зубр, поменял рожок в автомате, поглядел на Олега:

– К бою.

На особняк напали сразу с трех сторон. Дверь не удалось своротить ни автоматной очередью, ни выстрелом из гранатомета: осколочный фугас осыпал нападавших смертоносным металлом, и по крайней мере один из них был ранен: визг и заунывный вой были прерваны короткой очередью – вожак добил соплеменника.

Олег и Зубр взлетели на второй этаж. Хитрый домик был выстроен так, что штурмом взять его было нелегко: каленые пуленепробиваемые стекла были вставлены в жесткие металлические крестовины, бывшие одновременно и решетками. Но вот гранатомету они бы поддались.

Вернер поднялся следом; на дочь взглянул мельком и... то ли не обратил на нее внимания, то ли попросту не узнал. Взгляд Вернера был пуст и сосредоточен; он постоял посреди холла, озираясь, словно только что прозревший слепец, потом спросил нервно и требовательно:

– Где наш вертолет?!

Зубр ответил короткой, но емкой фразой. По-русски.

Олег ринулся на балкон, но поздно: несколько крючьев уже взлетели, и две оскаленные физиономии появились над парапетом; короткий удар прикладом, и один из нападавших полетел вниз. Другой успел кувыркнуться через перильца, привстал на колено, выставив вперед ствол короткого автомата; Данилов махом ноги выбил оружие, впечатал подошву ботинка в грудь нападавшего, и грабитель мешком завалился в угол.

Снизу дробно застрочили автоматы, сбивая штукатурку прямо над головой Данилова. Под прикрытием очередей еще несколько крюков перелетело на балкон и закрепилось за перила. Данилов провел очередью по парапету балкона, отступил в комнату, закрыл наглухо дверь.

– Ну что? Напористая шпана? – весело спросил Зубр, помогая надевать Элли, доктору Веллингтону и медсестре кевларовые бронежилеты.

– Это не шпана. Это спецназ.

Зубр присвистнул:

– Кто-то хитрый решил опередить Джамирро? Как гуляли – веселились, подсчитали – прослезились...

– Они пришли за камнями? – тревожно спросил Вернер.

– Камни им достанутся на гарнир.

– Где наш вертолет?! – На этот раз Вернер почти визжал. Пули часто зацокали в стекла балконной двери, оставляя на них едва заметные трещинки.

– Из «скорпионов» не пробьют. Из «калашей» тоже, – спокойно констатировал Данилов, рявкнул:

– Всем вниз, в гараж! В джип! Веллингтон – уводите женщин!

– Есть, – по-военному ответил доктор, заторопился, увлекая за собой вниз по лесенке Элли и мисс Брайтон. Вернер заспешил за ними.

– Зубр, расчищай выход!

– Сделаем! Не задерживайся, Данила!

– Ага, – кивнул Олег, прищурился: на балкончике было уже с полдюжины одетых в черное спецназовцев; они забились по углам, пока один менял осколочную гранату на кумулятивную и пристраивал на плече трубу реактивного гранатомета.

Данилов извлек из подсумка гроздь «лимонок», подвесил на крюк окна, выдернул из одной чеку и ринулся вниз по лестнице, бездумно повторяя про себя знакомую с детства считалочку: «Рабочий тащит пулемет – сейчас он вступит в бой...»

Выстрел гранатомета и взрыв осколочных слились; взрывная волна оглушила, Олег скатился по оставшимся ступенькам, споткнулся и растянулся на бетонном полу, ударившись локтями, но губы расплылись в глупейшей улыбке.

– Тебе весело, Данила?

– Считай, нервное... За руль, Зубр. Я страхую!

Тяжелая бронированная створка гаражных ворот поползла вверх. Данилов дал длинную очередь, поменял стянутую скотчем пару магазинов и на ходу запрыгнул на порожек рванувшегося с места массивного джипа.