Игорь Шенфельд - Исход

— Нет, не продаст точно. Он на волю не меньше моего рвется, до звонка дотянуть надеется. Не знаю как с кем другим, а со мной пойдет точно: можно и не спрашивать. Он своих, свою семью найти хочет. Меня все время бежать подбивает. Туннель рыть: это ж он мне предлагал. Я говорю ему: «Ноль вариантов: пятьдесят лет камень ковырять будем, сто пятьдесят раз заложат и сдадут». — «Эх, — говорит, — все равно надо попробовать: а пока рыть будем, золота наберем и на свободу с золотишком выйдем!»: ну чисто ребенок! Нет, Малюта, я уверен: он со мной в паре с радостью стреканет: хоть завтра. Только ему разжевать надо. Конкретно. Он такой: ему все чтоб продумано было да по полочкам разложено. Немец, короче. Сильно аккуратный.

— Ладно, Хрен. Его уговаривать и разжевывать — это твой вопрос. Не пойдет — другого тебе дадим в пару. Но одно уясни: если он откажется после того как ты ему про побег объяснишь, то жить ему останется мало. Это чтоб ты заранее знал и не квакал после… И, к слову: тебя это тоже касается. Ты после того как мне сейчас «да» сказал — считай что договор со мной подписал, у которого заднего хода нету. Ты меня понял? Так «да» или «нет»?

— Да, Малюта: об чем разговор… С первого дня ноги сделать отсюда мечтаю.

— Ладно, заметано. Ты свое слово сказал. Теперь мое. Расклад такой: недельки две-три культпоходом по тайге — и вы оба вольные казаки. Ты ж, кстати, из казаков и есть, правильно? Значит, будешь вдвойне вольный казак. Сдал товар, получил чистые ксивы, денег рулон, побрился под культурного — и танцуй на все четыре стороны света. Ладно, свободен пока. Насчет подробностей еще потолкуем. Вопросы есть?

— А если нас повяжут?

— Не повяжут. Погони за вами не будет. Это раз. Ну а если все-таки попадетесь в чужие руки, то и это предусмотрено: живыми не даваться. Потому что вам все равно не жить: тут уж так… И еще, сразу предупреждаю: дойти вы обязаны. Все что надо вам дадут. Пройти-то всего километров восемьдесят: три дня делов. И не вздумай вильнуть в сторону, когда на той стороне колючки окажешься: через десять дней, если не отметитесь на заимке, которую тебе укажут, то вас на всех трассах сторожить будут. Да не так, как менты метут, а погуще: белка не проскочит — тем более без документов. Не свое ведь понесете, касатики, не свое… А фирма веников не вяжет, Хренуша: фирма с гарантией работает! Не вы первые — не вы последние. Это я тебе авторитетно заявляю. А то попробовали уже как-то раз два умных академика: разделились, суки, даже переоделись где-то. Не проскочили… Очень больно подыхали потом, и очень долго. Ты меня понял?

— Я понял, Малюта. Мне золота не надо: я на него тут уже смотреть не могу. Мне воля нужна.

— Верю тебе, Хрен. Потому что ты уже бежал, доказал это. За то тебя и выбрали… Ладно, иди готовь второго пилота к вылету, хы-гы…

— А когда?

— Ждите, позовут, хы-гы…

Этой же ночью Николай толкнул Вальтера, разбудил его, показал на выход. В сортире было пусто.

— Все, нас берут в «курьеры», — сообщил Николай Вальтеру. Тот пришел в необычайное возбуждение, завертелся на месте, полез обниматься. Николай осадил его: «Прекрати! Все остается по-прежнему пока. Никто ничего не должен замечать».

— Что теперь? — хотел знать Вальтер.

— Готовить будут. На днях узнаем. Главное — ничем себя не выдать. Понятно?

— Понятно, конечно. А шансов у нас много?

Николай сказал ему, что шансов много, потому что погони не будет и потому что им дадут все необходимое на дорогу: одежду, еду и даже карту и компас.

Но Вальтер все не мог успокоиться и хотел знать, как они выйдут из лагеря.

— Блатные выведут, — заверил Вальтера Николай, — у них с охраной свои дела.

— Странно как-то все. И вообще чудеса: чего ж они сами тогда не бегут, блатные эти, если у них такие возможности есть?

— Не знаю. Им и тут хорошо, в лагере: жрут, пьют, на легких работах состоят, привольно сидят: у них сроки-то поменьше наших… А там — тайга, холод… Поэтому, наверно. Да ты их сам поди спроси, если хочешь.

Вальтер нервно засмеялся: «Нет, Коля, лучше я их спрашивать ничего не буду».

— Ну и правильно решил.

— Когда?

— Я думаю, что через пару недель, не раньше: когда реки станут.

Спустя несколько дней Николая подозвал к себе Енот — авторитетный блатной с большим стажем, по официальному статусу — лагерный бригадир, а по сути — надсмотрщик над «рабами»-мойщиками золота и сборщик заныканного золотишка в одном лице. Их было двое таких на бригаду Николая — Енот и Горбуша. Еще был третий — Клещ, заклятый враг Николая, посуливший ему когда-то нож в бок или гвоздь в ухо, но слишком еще мелкий в воровской иерархии, чтобы самостоятельно, без Малюты решать вопросы о жизни и смерти «рабов»; он мог лишь подкопаться с какой-нибудь провокацией, но Николай был всегда начеку. Клеща привлекали в качестве «бригадира на подхвате», когда Енот или Горбуша были пьяны или болели ангиной (у блатных было в моде болеть ангиной), и потому Клещ «нависал» не слишком часто, но то были тяжелые дни для Николая; с Енотом отношения были никакие, а с Горбушей — почти хорошие: Горбуша оказался земляком и даже, по его словам, знал старшего брата Хреновых — Тимофея; Горбуша был рецидивный мошенник и вор, и со смехом рассказал Николаю, при каких обстоятельствах познакомился с его братом Тимохой: попался вместе с одним цыганом на воровстве хреновской кобылы с луга; цыган сиганул в речку и сделал вид что утонул, притаился там на дне, а Горбуша попался и был Тимофеем бит, но отпущен, не сдан в милицию, за что Тимофей остался у Горбуши в теплом разделе памяти. Горбуша с удовольствием демонстрировал Николаю авторский шрам, оставленный Тимохой на его черепе, и радостно смеялся при этом. Николаю тоже волнительно было видеть этот шрам, как увлеченному литературоведу — «живой» почерк Александра Пушкина в неожиданно обнаруженной рукописи. В общем — хороший был характер у Горбуши, и дни, когда он «нависал», были самыми легкими для Николая и Вальтера. Хотя это вовсе не означало, что он не способен был перетянуть по-дружески костылем по горбу, проходя мимо, или не пристать к «земляку» с требованием заначить золотишка по-свойски, за все хорошее. Всё бывало, и даже золотишка получил Горбуша однажды от Николая: за лекарство для Вальтера. Между надсмотрщиками были свои сложные отношения, в которые Николай не вникал; он знал лишь, что Енот с Горбушей конкурируют за старшинство, за место возле Малюты, а Клещ — так себе, полушестерка для грязных поручений, внимательный и подлый.

Теперь, отозвав Николая в сторонку, Енот предложил ему закурить и спросил:

— Ну, как настроение? Лыжи мажем?

— Куда это? — сделал удивленный вид, Николай.

— Ладно, хорош темнить. Ты — мой кадр. Это ж я на тебя Малюте указал. Давно еще. Присматривались всё. Я вас с Валетом и готовить буду.