Дуглас Кеннеди - Карьера

— Назовите рекламодателя! — потребовал я. Хеллман прижал ко лбу ладонь, не отрывая взгляда от истырканной столешницы:

— «Джи-Би-Эс».

— Тед Петерсон?

Хеллман, не отводя взгляда от пресс-папье, медленно кивнул.

— И вы поддались шантажу?

— Я попробовал спорить, но Петерсон был непреклонен.

— И вы без лишних слов вышвырнули Айвана?!

— Я вас умоляю, это же «Джи-Би-Эс»… Мы же у них в руках…

— А от вас зависела жизнь Айвана Долински! Хеллман взмок, по холеному лицу струятся два крупных ручейка.

— Послушайте, если бы я знал…

— Он просил его оставить?

— Поверьте, у меня нет слов, чтобы выразить всю глубину…

— Айван просил вас?..

— Решение зависело не от меня…

— БЛЯДЬ, ОН ПРОСИЛ ТЕБЯ, СУКА, НЕ УВОЛЬНЯТЬ?!!

Я ору, нависнув над столом Хеллмана. Детектив Кастер бережно, но сильно стискивает мою правую руку и отводит меня назад, к креслу. Хеллман прикрывает голову обеими руками, точно ожидает нападения с моей стороны.

Раздаются рыдания.

— Да, — хнычет Дьюэйн, — просил…

Воцаряется долгое молчание. Пока я не говорю:

— Убийца.

Возвращаться в Манхэттен той же ночью не было смысла. Да и после сцены в кабинете Дьюэйна Хеллмана мне требовалось несколько рюмок чего-нибудь покрепче. Кастер, официально закончившая рабочий день, с готовностью согласилась составить компанию.

Десять вечера. Обессиленно плюхнувшись на кровать, прослушиваю записи домашнего автоответчика. От Лиззи — ни слова. Пришлось звонить в офис в Лос-Анджелес.

Секретарша жены, Джуллиет, работала допоздна.

— Мистер Аллен, я передала ваше сообщение, оставленное в пятницу. Но вчера Лиззи так и не вернулась в город — сегодня ей прямо из «Кармеля» пришлось отправиться в Сан-Франциско, чтобы решить срочный вопрос. Там ваша супруга осталась на ужин, так что до завтра мы ее даже не ждем. Передать еще что-нибудь?

— Да нет, спасибо.

Позвонил в «Мондриан» и попросил соединить с голосовой почтой Лиззи. Оставил короткое и ясное сообщение: Айван покончил с собой, мне пришлось ехать на опознание и организовывать похороны, не смогу вернуться в Нью-Йорк раньше, чем ночью во вторник. Никаких эмоций. Не оставил своего номера в Хартфорде. Не опустился до мольбы.

На следующий день, в половине четвертого, когда я дымил сигаретой в компании детектива Кастер у входа в крематорий, к воротам подъехало такси. Дверь распахнулась, наружу вышла Дебби в компании Фила Сирио. Захотелось броситься навстречу и обнять обоих.

Приехавших отчасти удивило, что я располнел и опять курю.

— Спасибо, — произнес я, — большое спасибо. Думал, придется все делать самому.

— Не стоит благодарности, шеф, — откликнулся Фил. — Я теперь работаю в закупках для ресторана, которым заправляет брат, так что могу приезжать и уезжать, когда заблагорассудится.

— Ага, и мистер Занусси легко согласился дать мне отгул на первую половину дня, — вмешалась Дебби.

— Как Чак встретил новость?

— Притих. Надеюсь, от стыда. С вами всё в порядке?

— Могло быть и лучше.

— А чего курите? — поинтересовалась Суарес.

— Временный срыв.

— Мистер Эй, вы спятили? Так и помереть недолго…

— Только если как следует постараться, — подала голос приближающаяся детектив.

Я представил новую знакомую. Нам помешал юркий похоронный распорядитель в черном костюме, державший в руках планшетку для записей и то и дело поглядывавший на часы, точно контролируя время.

— Полагаю, пора начинать, — заметил он.

Кастер вполголоса съязвила:

— Еще бы. Через полчаса появится следующий клиент.

Часовня представляла простую, скромную комнату. Белые кирпичные стены, пол из песчаника, лакированные скамьи из сосны, на катафалке из искусственного мрамора — непритязательный деревянный гроб, выбранный мною для Айвана.

Войдя, Дебби и Фил отреагировали на гроб с запоздалым удивлением. Не то чтобы вид деревянного ящика оказался неожиданностью, но вид похоронного аксессуара неизменно нагнетает тревогу. Потому что понимаешь: там, внутри — кто-то, кто еще вчера жил, совсем как ты сейчас. А еще — из-за знания: тебя тоже ждет ящик.

Садимся в первом ряду. Входит раввин. Он встает справа от гроба, нараспев молится на иврите, глаза закрыты, тело медленно покачивается взад-вперед, будто ветка на ветру Затем священнослужитель по-английски сообщает, что теперь он зачитает во имя ушедшего брата по вере, Айвана, кадиш — поминальную молитву.

Сперва голос еле слышен. Но вскоре нарастает, и вот уже раздается глубокий, обволакивающий баритон — страстный, мощный, исполненный трагизма. И хотя никто из присутствующих не понимает ни слова, сила молитв говорит сама за себя. Умер человек. Оборвалась жизнь.

Событие, заслуживающее внимания.

Дебби прикрыла лицо ладонью и тихо плачет. Фил стоит возле гроба с каменным лицом, изо всех сил стараясь сохранять беспристрастность под шквалом иудейского красноречия. Пожалуй, даже детектива Кастер странным образом тронуло ужасающее одиночество обряда.

А я? Просто… плыву по течению. Для меня мир перевернулся. Непостижимо: честные, вроде Айвана, ломаются, в то время как беспринципные теды петерсоны — процветают Поразительно, как просто, оказывается, слететь с катушек…

Кадиш обрывается, последние произнесенные баритоном слова еще отскакивают от стен часовни. Затем, после мгновенной тишины, — машинный гул: гроб плавно скрывается из вида. Раввин подходит и пожимает каждому руку. Заискивающий смотритель крематория торопливо выдворяет нас на свет. Смотрю на часы. Вся служба заняла не более десяти минут.

Директор похоронного бюро деликатно осведомляется насчет кредитки («Принимаем оплату любой системы, кроме «Америкен Экспресс» и «Дайнерс»»). От предложения подождать такси в «семейном павильоне» мы отказываемся.

Солнце еще светит, мартовский холод вполне терпим. Под укоризненными взорами Дебби и Фила зажигаю сигарету.

Но бывшие коллеги молчат. Похороны нас всех лишили дара речи. И каждый смотрит на трубу, откуда вьется дым.

Менеджер возвращается и приносит счет и бланк на оплату кредиткой, который я должен подписать. Мельком бросаю взгляд на сумму: три тысячи сто долларов, включая первичное бальзамирование, стоимость гроба, перевозки, поминальную службу и кремацию. Смерть — дорогое удовольствие. Бросается в глаза и то, что бланк оплаты распечатан на старомодной пишущей машинке. Слава богу!

Окажись в бюро новый аппарат с системой мгновенной проверки — моя «Мастер Кард» немедленно была бы отклонена. Хотя и неясно, что бы предпринял в этом случае скользкий сотрудник. Ну, разве что приостановил бы похороны до окончательной оплаты.