Меир Шалев - В доме своем в пустыне

— Потому что мне больше всего нравится делать «это», когда у меня тинкает, — сказала Черная Тетя. — Когда все мое тело выкрикивает одно только слово.

— За один твой аборт мы могли бы двадцать лет не выключать электричество! — сердилась Бабушка.

— Вот как? Ну, ты-то уж наверняка все посчитала до последнего грошика, — сказала Черная Тетя.

Как бы то ни было, как только в «комнате-со-светом» перегорала очередная лампочка, Мать немедленно появлялась там, зажигала свечку, которая всегда ждала ее вместе с коробком спичек и тряпкой в углу верхней книжной полки, все трое в полной боевой готовности именно на такой случай, взбиралась на старую деревянную лестницу, на которой еще виднелись пятна крови ее предыдущего владельца — петах-тиквинского брата Дедушки Рафаэля, который упал с нее в стеклянную витрину своего шляпного магазина и умер от потери крови, — и вкручивала новую лампочку, что ожидала там же, в волнении, в нетерпении и тоже в полной готовности.

Вот она. Низенькая, плоскогрудая, капает несколько капель воска, чтобы прикрепить ими зажженную свечу и поставить ее наготове на полку, оборачивает руку тряпкой, чтобы вынуть еще раскаленную лампу из патрона, и торопливо ввинчивает новую лампочку. Та вспыхивает словно сама по себе, даже до последнего оборота, потому что Мать никогда не выключает выключатель, чтобы не было и секунды перерыва и в комнате не воцарилась бы смертная тьма меж моментом замены и моментом зажигания — в точности как Бабушка, когда кончает говорить по телефону: поскольку она знает, что телефонный счет включит в себя также тот миг, что разделяет конец разговора и опускание трубки на рычажки, то с последними словами уже наклоняется и, все еще прижимаясь щекой к трубке, коротко, торопливо прощается и стремительно кладет трубку на место.

Однажды я удивился:

— Это не опасно — так менять лампочку, мама?

— Я это не ты, — сказала она.

— А зачем ты зажигаешь свечку, мама? Ведь сейчас день? — спросил я ее в другой раз.

— Потому что темно, — сказала она.

А в другой раз я сказал:

— Пусти меня, я сам сменю тебе лампочку.

Она посмотрела на меня и сказала:

— Ни под каким видом, Рафаэль! Ты мне не будешь здесь подниматься на лестницы, и ты мне не будешь здесь трогать электричество. — Медленно-медленно спускается она с лестницы, поворачивается и останавливается передо мной. — Ты понял, Рафаэль? Не играй и не трогай!

Первая моя встреча с Вакнином-Кудесником произошла через несколько дней после того, как я начал работать в «Мекороте». Пикап вроде моего вылетел позади меня на дорогу, поднял клубы пыли, догнал меня, обогнал и перегородил мне путь.

Человек примерно моего возраста, высокий и худой, вышел из машины:

— Почему твой радиотелефон не включен?

— Мне не с кем разговаривать, — сказал я.

— Но я уже час тебя ищу, — сказал он.

— С кем имею честь? Если и мне позволено будет задать вопрос.

— Вакнин Иосеф из технадзора, — обиделся он. — Меня все знают. И тут на его лицо взошла улыбка. — Они называют меня Вакнин-Кудесник. Нет такого механизма, который я не сумел бы запустить. Нет такой вещи, которую я не смог бы починить. Нет такой машины, которую я не мог бы водить. — Он вытащил бумажник и достал оттуда водительские права. — Сам посмотри. Сверху донизу только: да, да, да, да, да. Любые машины, любого веса. Даже «скорую помощь» — и ту мне можно!

— Очень приятно, — сказал я. — Я Рафаэль Майер, новый инспектор, максимум четыре тонны.

— Милости просим, — сказал Вакнин-Кудесник. — Да будет тебе у нас удача.

На полторы головы выше меня, он положил мне руку на плечо и, хотя мы были совершенно одни посреди широкой пустыни, наклонился и отвел меня чуть в сторонку, словно собираясь поведать мне секрет.

— Слушай, мон ами, — сказал он. — Я вот, например, у меня есть такой обычай. Приходит к нам новый человек, и, когда мы с ним первый раз встречаемся, я всегда прошу его меня благословить.

— Хорошо, — сказал я.

— Каждый новичок, который к нам приходит, я его об этом прошу. Этому меня научил отец. Мужчины, когда они встречаются, должны благословлять друг друга. Не просто сказать «привет». Благословить по-настоящему.

Женщины, они столько проклинают нас про себя, что мы, мужчины, должны благословлять друг друга вслух, во весь голос.

— Ради Бога, Вакнин, я благословляю тебя, удачи тебе тоже.

— Не так, — сказал он. — Ты должен сказать точно теми же словами, что я. Скажи так: да благословит тебя Господь, Вакнин, когда ты ложишься и когда ты встаешь.

— Да благословит тебя Господь, когда ты ложишься и когда ты встаешь.

— Ты забыл сказать «Вакнин».

— Но Господь и мы с тобой знаем, что ты Вакнин.

— Не делай из меня посмешище, месье Рафи Майер! — разозлился он. — Ему столько просьб и молитв нужно выполнить и столько бедняг похожи друг на друга, поэтому Ему нужны имена. Что, тебе нужно, чтобы Он все перепутал?

Я аккуратист. Я не люблю путаницу. Я сказал:

— Да благословит тебя Господь, Вакнин, когда ты ложишься и когда ты встаешь.

Он начал волноваться.

— А теперь скажи… скажи вот так: чтобы твоя мать никогда не выгнала тебя из дома!

— Что это, Вакнин? Ты все еще живешь с матерью? Сколько тебе лет?

Его лицо помрачнело.

— Не заводись сейчас с вопросами! Скажи точно, как я тебя попросил: чтобы твоя мать, Вакнин, никогда не выгнала тебя из своего дома.

— Чтобы твоя мать, Вакнин, никогда не выгнала тебя из своего дома.

— И еще вот что… — Он уже весь дрожал, как ребенок, которого выпустили на свободу в магазине игрушек. — Скажи еще вот что… скажи вот так: чтобы твоя мать, Вакнин, никогда не любила твоего брата Шломо больше, чем тебя.

— Чтобы твоя мать, Вакнин, никогда не любила твоего брата Шломо больше, чем тебя, — благословил я его, повернулся и сказал, что мне пора.

— Нет! Нет! Не уходи! Ты замечательно благословляешь! — воскликнул Вакнин, бросился за мной и схватил за куртку. — Теперь скажи: и еще я благословляю тебя, Вакнин, чтобы твой брат Шломо вернул тебе женщину, которую он забрал у тебя.

— Послушай-ка, Вакнин, — сказал я. — Я не так хорошо знаю тебя, а твоего брата Шломо я и вообще знать не хочу, и я уже вполне достаточно благословил тебя для одного дня. Так что всего тебе хорошего и продолжим в следующий раз.

— Скоро?

— Да.

— Большое тебе спасибо, мон ами, — сказал он. — Теперь ты мой друг. Все, что тебе нужно, ты только попроси, и я, Вакнин-Кудесник, тебе это сделаю.

— Покажи мне твои мускулы, Авраам, — попросил я после нескольких наших встреч, когда уже почувствовал себя в его обществе легко, как желанный гость.

Старый каменотес — в действительности он был тогда моложе, чем я сегодня, — радостно улыбнулся. Он положил матраку, как обычно, на бедро своей правой, согнутой ноги и протянул ко мне руку. Для начала он распрямил и сжал все свои пальцы, один за другим, от мизинца до указательного, как будто доил перевернутый сосок воображаемой коровы, и я положил ладонь на его руку и почувствовал, как ходят под кожей мышцы его предплечья.