Чарльз Фрейзер - Холодная гора

Туман слегка поредел. Они снова стали подниматься вверх на какой-то низкий хребет, поросший тсугой; многие деревья упали, поваленные ветром, их корни с пластом земли вокруг оказались на поверхности, как внутренности после вскрытия. Миновав эти деревья, они вошли в небольшой лесок из каштанов и двинулись по направлению к ручью, который они слышали, но не видели. Настоящей тропы не было — просто проем между деревьями и низким кустарником. Когда они добрались до узкого ручья, освещение не изменилось, хотя день был уже на исходе.

Ада различила сквозь деревья прямоугольные очертания. Лачуги. Хижины. Маленькое индейское поселение, деревня-призрак: ее жители давно были угнаны по Тропе Слез на бесплодные земли. Все хижины, кроме одной прогнившей от старости, были построены из стволов каштана, которые когда-то ошкурили, сделали в них пазы и соединили внахлест. Крыши были покрыты дранкой и корой каштана. На одну из хижин упал большой дуб, остальные стояли неповрежденные с тех пор, как три десятилетия назад обитатели покинули их, — они могли стоять еще сотню лет. Серый лишайник покрывал их стены, сухие стебли бурьяна торчали из снега в дверных проемах. Вокруг не было земли, пригодной для пахоты, поэтому, скорее всего, это была сезонная охотничья стоянка. Или убежище, где жила горстка изгнанников, которые осели в этой лощине. Всего лишь полдюжины клетушек без окон. Они стояли на разном расстоянии друг от друга по берегу глубокого, быстрого и черного ручья, который прокладывал себе путь между огромных гладких валунов, поросших зеленым мхом.

Ада пыталась понять, на каком берегу ручья стоят хижины, — для нее было очень важно разобраться в этом, не спрашивая у Руби, — на северном, южном, восточном или западном? В поисках ответа на этот вопрос молено было бы обрести покой и попытаться смириться с тем, что они здесь оказались. Руби, похоже, всегда знала, где находится та или иная сторона света, и считала это настолько важным, что называла ее не только когда указывала направление, но даже когда о чем-то рассказывала. Она обязательно упоминала, где произошло то или иное событие. Западный берег Малого Восточного притока, восточный берег Западного притока — вот так примерно. Чтобы говорить таким языком, нужно четко представлять себе землю, на которой живешь. Ада знала, что хребты, лощины, реки и ручьи были рамой этой картины, ее костяком. Нужно еще выучить, как они расположены по отношению друг к другу, и затем дополнить картину деталями, запоминающимися ориентирами. От общего к частному. Все имеет свое название. Чем дольше живешь в каком-то месте, тем больше деталей замечаешь вокруг.

У Ады только-только начала формироваться такая картина. Она взглянула на небо, чтобы определить направление. Но небо не говорило ей ничего, оно было затянуто такими низкими облаками, что, казалось, их можно задеть головой. И вокруг не было никаких примет, за которые можно ухватиться. В этом влажном климате мох рос на любой стороне ствола, так что невозможно было различить, где север. Ада поняла лишь, что деревня могла быть расположена как на севере, так и на юге, поскольку направление ей определить не удалось. Не исключались и другие стороны света.

Хижины, среди которых они шли, казались мрачными в своем одиночестве, зажатые между водным потоком и нависающими уступами туманных гор. Может быть, некоторые из жителей деревни еще живы, и Ада подумала о том, часто ли они вспоминают это унылое место, ныне застывшее, словно запертое в груди дыхание. Каким бы словом они ни нарекли поселение, скорее всего, его название было из тех, которые не доходят до нас и исчезают из памяти. Ада сомневалась, что жители деревни даже в самые последние дни предвидели, что потеряют ее так скоро и навсегда. Они не предполагали, что это может произойти и тогда, когда на их земле появились новые незнакомые люди, которые говорили на другом языке, которые видели другие сны, молитвы которых были обращены к другим богам.

Руби выбрала самую лучшую хижину, и они остановились. Девушки сняли Стоброда с коня и положили его на просмоленную парусину и одеяла, затем вошли в единственную комнату хижины. Дверь была сделана из вытесанных планок и когда-то висела на кожаных петлях. Теперь она лежала на полу. Единственное, что можно было сделать, — прислонить ее к дверному проему. Утрамбованный земляной пол был покрыт слоем листьев, и они смели их сосновой лапой. В хижине был очаг с вытяжной трубой, сделанной из жердей, обмазанных глиной. Руби сунула туда голову, посмотрела вверх и увидела дневной свет. Трубу, вероятно, никогда не прочищали, и перекладины из жердей каштана были темными и блестящими от дыма, оседавшего на них в течение многих лет. Несмотря на пыль, дом все еще сохранял густой запах множества старых бивачных костров. Вдоль одной из стен шли деревянные полати, на них еще сохранились остатки серой соломы. Ада и Руби занесли Стоброда внутрь и положили на эту лежанку.

В то время как Руби разжигала огонь в очаге, Ада вышла наружу. Она срубила молодое деревце, обтесала его топором, забила кол в землю под кедром, потом привязала к нему коня. Ралф был мокрый и весь дрожал. Он стоял опустив голову, на его шкуре образовался покров из тающего снега, спрессованного в темные завитки. Ада взглянула на коня, потом на небо. По тому, как жгло щеки, она пришла к выводу, что сильно морозит. В таком холоде Ралф может умереть к утру.

Ада отвязала коня и попробовала завести его в одну из хижин, но он не хотел наклонять голову, чтобы пройти в дверь. Она потянула за повод. Ралф присел на задние ноги и попятился, увлекая ее за собой, пока она не упала в снег. Ада поднялась и отыскала увесистую палку. Она ударила коня со всей силы, какая еще осталась — ее было не так уж много. Наконец он нырнул в черный проем, как будто шел на смерть.

Однако, как только Ралф оказался внутри, он сразу успокоился, так как хижина не слишком отличалась по размерам от стойла в конюшне. Конь расслабился, встряхнулся, расставил ноги и пустил длинную струю. Ада накормила его остатками овсянки, потом пошла к ручью и сполоснула котелок.

Уже почти стемнело. Ада стояла и смотрела на последние отблески света на воде. Она устала, замерзла и была напугана. Это место казалось ей самым унылым на земле. Она боялась ночи и того момента, когда вся работа по обустройству будет переделана и она, завернувшись в одеяло, ляжет на холодном земляном полу призрачной хижины, чтобы дожидаться утра. Ада так устала, что не чувствовала под собой ног, но решила, что сможет преодолеть усталость, если будет делать все последовательно и думать не обо всех делах сразу, а о каждом в отдельности.

Она зашла внутрь и обнаружила, что Руби готовит ужин, точно такой же, каким был их завтрак. Ада положила ложку овсянки в рот и не смогла ее проглотить. У нее свело живот. Она выбежала наружу, и ее вырвало в снег желчью. Ада потерла рот снегом, зашла в хижину и снова принялась за еду, пока ее миска не опустела. Она сидела с миской на коленях, застыв в молчании перед очагом.