Георгий Байдуков - Рассказы разных лет

— А ты давно приехал сюда? — перебил Иван.

— Да я никогда и не уезжал — только поучился немного, тридцать лет я здесь… Да и куда ехать? И зачем? Это раньше я думал удрать на юг, все думалось, что там лучше… А теперь работа забрала меня всего, меня никуда и не тянет…

— Семья есть?

— Еще какая! У меня, Иван, три сына бегают да дочь недавно появилась… Я и с этой стороны богат… Мать за внучатами ходит.

— А где отец?

— Отец умер. Давно уж… В бане запарился. Байков ясно представлял низенького, веснушчатого мужичка; вечно он суетился у стрелок восточной стороны полустанка, беспрестанно ругал ребятишек, прибегавших к отцу на пост жаловаться после драки.

За окном лязгнули буфера. Темные вагоны исчезли. Иван, поджидая Маховцева, вспомнил, как на этой самой станции в бытность свою смазчиком он много ругался с начальником, сопровождая какой-то хлебный маршрут. Он вспомнил Волкова.

— Да, Владимир, скажи, а где сейчас Волков, который был тогда начальником станции? — спросил он вбежавшего дежурного.

— Эх, брат, хватился! Его забрали — агентом японской разведки оказался… Да мы за ним давно грешки замечали — белогвардейцем так и выглядел до последних дней. А ты откуда его знаешь? — с тревогой спросил Маховцев и насупил брови.

— Историю одну вспомнил… Давно это было… Ну и хорошо, что разгадали…

Иван встал.

— Ну, Володя, веди нас, а то разговору не будет конца.

Друзья детства, жена и сын-Байкова направились к дому, где жила Наталья Сергеевна. Иван оглядывался по сторонам и с трудом в темноте различал незнакомые постройки.

— Вот здесь, в третьем подъезде, налево, — сказал Маховцев, когда приблизились к новому двухэтажному дому.

Иван постучал в дверь.

— Кто там? — послышался недовольный молодой голос.

— К Наталье Сергеевне сын приехал, откройте, — не вытерпел Маховцев, и, как только щелкнул замок, он быстро скрылся, чтобы не мешать трогательной встрече.

В дверях стоял красивый, с заспанными глазами двадцатилетний парень.

— Ну, впускай, Сашка! Что, растерялся? Не ждал гостей? — говорил Иван, обнимая брата. — Просыпайся же да свет зажги!

— Сейчас, сейчас… — засуетился Александр.

В коридоре появилась женщина с лампой в руке.

Наталью Сергеевну трясло, словно в лихорадке. Она уже плакала от радости.

Через час не только весь дом, но и добрая половина станционного поселка поднялась на ноги. Все были ошеломлены появлением Байкова, того самого сына путевого сторожа, который восемнадцати лет ушел в Красную Армию и которого не раз как героя встречали в Кремле.

Многие знали Байкова лишь по рассказам и газетам, в их представлении он казался невероятно высоким, сильным, гордым и недоступным. Любопытство сейчас многих заставляло подкрадываться к новому дому и, выпачкавшись достаточно в грязи осеннего бездорожья, украдкой заглянуть в окно первого этажа.

Большинство были разочарованы, когда увидели в бесстрашном герое немного сутулого, седоватого мужчину в простой нижней рубахе с расстегнутым воротом от нестерпимой комнатной жары. Поглядывали и на миловидную блондинку, возле которой хлопотала Параша. Некоторые про себя думали: «Ишь какую отхватил!»

Наружная дверь квартиры то и дело открывалась. Это входили когда-то знавшие мальчонкой Ивана Байкова. Они из коридора прислушивались к семейному разговору, затем робко, поодиночке, появлялись на пороге и, сняв шапку, приветствовали длинными, радостными похвалами и поздравлениями. Иван удивлялся: откуда столько народу? Иногда он вскрикивал, опознавая то Прохорова, то Сидорова, то дядю Федора. Каждый брал с него клятву зайти в гости (если нами не брезгуешь!), и Иван, переполненный самыми добрыми чувствами, никому не отказывал и, в свою очередь, приглашал не стесняться и заходить к нему.

Под утро толпа любопытных пошла на убыль. После долгих уговоров мать наконец уснула, а сам Иван прилег на кровать к брату; Татьяна и Параша о чем-то шептались в соседней комнате. Иван прислушивался; он не мог уснуть. Когда утренние лучи солнца, перебравшись через березовый перелесок, ударились о стенку комнаты, Иван вскочил, быстро оделся и пошел освежиться под краном холодной водой.

На кухне он застал мать. Наталья Сергеевна месила своими худыми и жилистыми руками тесто. Она тяжело дышала и, увлеченная своей работой, не заметила, как подошел сын, о котором изо дня в день с тревогой думала долгие годы.

Иван нежно положил руки на ее плечи. Старушка вздрогнула, повернула голову и громко зарыдала.

— Ну, чего же ты плачешь, мамаша?

— Не поймешь ты материнской радости, сынок! Не поймешь! Уж думала ли я тебя увидеть? Большой ты человек стал,

— Зачем ты так рано встала?

— Пироги думаю напечь дорогим гостям, — спокойно, хотя все еще со слезами на глазах отвечала мать. — Вишь, ты бледный какой! Ты всегда такой?

— Да нет, мамаша, не спал я долго, все воспоминания лезут в голову, вот и побледнел немного. Ты не беспокойся! На твоих пирогах живо раздобрею.

— Дай бог, дай бог, — засуетилась старушка и вновь принялась месить тесто в большой глиняной корчаге.

— Что ты, мама, все вспоминаешь бога? Веришь в него? — усмехнулся Иван.

— Что ты, сынок! Неверующая я. Но ты уж не серчай на меня! Старая я, старые у меня и привычки… Где уж с нашей жизнью веровать в бога? Сам знаешь, как он помогал нам. Нет, сынок, это я уж так… не осуди меня. — И, немного помолчав, мать спросила: — А ты коммунист, Ваня?

— Да, коммунист.

Байков не заметил, как облегченно вздохнула его старая мать.

Иван снял рубаху, обнажая грудь и сильные бицепсы рук. Облился холодной водой, вытер тело до красноты.

— А ты, мама, теперь коммунистов-то уважаешь? — спросил Иван, вспоминая, как мать, совсем отчаявшись, вначале не верила в силу и искренность этих новых, необыкновенных людей.

— Э, милый соколик! Слепая я стала на глаза, а ум еще работает. Нас, сынок, долго обманывали, и трудно было сразу поверить, не приглядевшись… Я на старости-то лет недавно с Санькой буквы изучила и газеты про тебя читала сама…

— Ну а чем они тебе нравятся? Или за хорошую квартиру ты их полюбила?

— Нет, сынок, стара я, чтобы толк в ваших квартирах понимать. Это для молодых хорошо, а мне все равно, где помирать. Силища мне их по душе. А силищу сни от народа берут, и, значит, эта сила чистая и крепкая. Вот, сынок, мои думки…

Иван, ошеломленный, стоял около матери, не узнавая ее.

Наступила пауза.

Байков стал заниматься гимнастикой.

— Зачем ты это делаешь, сынок?

— Чтобы размять кости спросонья, физзарядка полезна, — с улыбкой сказал Иван, продолжая сгибать и разгибать туловище.

— Напридумали разных зарядок. Ну вы, может, и, верно, знаете в них прок, а я не слыхивала в свое время про эти выкрутасы.