Ёсио Мори - Сокровенное желание

— В столовой лапши поедим?

Я с радостным ожиданием подняла глаза на мать. Но она даже не улыбнулась и, съежившись от холода, быстро зашагала дальше. Хорошо, что я пошла с ней, подумала я.

Утром, когда мы проснулись, мать спросила:

— Хочешь повидать сестру? Если хочешь, пойдем со мной.

— Пойдем, — с готовностью отозвалась я.

Когда сестра жила в няньках у Таминэ, я виделась с ней каждую субботу, но теперь она обслуживала клиентов, и мы встречались редко — раза два в месяц, когда она получала выходной и приходила к нам.

Придя домой, сестра всегда говорила:

— Ох, как хорошо дома! У нас — лучше всех, — вытягивалась на татами и просила меня: — Сэцуко, накрой меня одеялом. Я чуть-чуть посплю, не буди меня.

Я приносила подушку и одеяло и заботливо укутывала ее. Сестра закрывала глаза и сразу же засыпала.

— Уже близко, — сказала мать, замедляя шаг, когда мы вышли на торговый ряд.

Я держалась за ее руку и разглядывала рыбную лавку, булочную, магазинчик гэта, прилепившиеся друг к другу на оживленной улице, заполненной людьми с корзинами. Рука матери, каждый день перебиравшая уголь, была большой и грубой, словно мужская. Я подумала, что она совсем как у покойного отца.

— Пришли. — Мать стиснула мою руку.

Зеленная лавка, в которой работала сестра, была рядом с парикмахерской, где над входом красовалась большая вывеска: «Перманент». Над лавкой тоже было написано: «Свежая зелень». Вдруг я увидела фигурку сестры, деловито сновавшей из угла в угол. Сестренка! У меня забилось сердце. Сестра заворачивала в газету редьку.

— Сестрица, Ко-тян! — закричала я, она подняла голову, и лицо ее расплылось в счастливой улыбке.

Сестра отпустила волосы, на ней был плотно облегавший фигуру черный свитер и черные брюки, на ногах — боты, двигалась она ловко и проворно — ей ни за что нельзя было дать ее пятнадцать лет, она выглядела совсем взрослой. Разговаривая с покупательницей, она приветливо смотрела на нее.

Мать поздоровалась с хозяином и вошла в лавку.

Я осталась на улице, на холодном ветру, и ждала, когда сестра освободится. У самых моих ног на лотках были разложены капуста, морковка, лук, всякие другие овощи. Стоял целый ящик мандаринов. Мандарины были блестящие, маленькие.

Я смотрела на них и думала: вкусные, наверно. Мне нечасто приходилось есть мандарины. Мать нам их не покупала. Один раз я увязалась с ней в магазин и пыталась упросить ее:

— Купи!

Ничего не вышло.

— Разве мандаринами наешься? Если есть деньги, лучше уж купить картошки, — рассердилась мать.

— И еще, Ко-тян, дайте пачку сахара, — сказала покупательница редьки.

Я отвела глаза от мандаринов и посмотрела на сестру. Работа у нее спорилась. Сейчас она, кажется, не особенно занята — всего лишь одна клиентка. Я ежилась от холода, переступала с ноги на ногу и, сложив ладошки, дышала на них. Изо рта шел пар.

— Большое спасибо, — учтиво сказала сестра, провожая покупательницу до порога.

Подойдя ко мне, она шепнула игриво:

— Сэцуко, высунь-ка язычок!

— Что? — Я с удивлением посмотрела на сестру.

— Не бойся, открой рот и закрой глаза, — засмеялась она.

Я сделала как она велела. Что-то легло мне на язык.

— Ой, сладко! — воскликнула я. Это был кусок сахара.

— Тише, дурочка, услышат.

Сестра быстро оглянулась. Потом стремительно протянула руку к ящику, схватила три мандарина и сунула их мне.

— Спрячь. Поскорей.

Я растерялась, замешкалась и уронила мандарин. Тут же схватила его, а куда спрятать — не знаю.

— В карман. Клади в карман, — торопила сестра, и я запихнула мандарины в правый карман брюк, но он так оттопырился, что всякому было бы ясно, что в нем.

— Прикрой рукой, — поспешно проговорила сестра, схватила мою руку и прижала к разбухшему карману. Потом с облегчением посмотрела на меня и вдруг расхохоталась.

Мне тоже стало смешно. Мы весело смеялись, изо рта вылетал белый парок, и его уносил ветер.

Придерживая карман с мандаринами, я сказала сестре:

— А мама зачем сюда пришла?

— Попросить аванс, — ответила сестра, перестав улыбаться.

Не поняв сразу, я переспросила:

— Аванс?

Сестра вдруг помрачнела.

Ах вот в чем дело. Она пришла попросить денег. Я понурилась и матерчатой туфлей стала втаптывать в землю камешки под ногами.

— Хироси ходит на работу? — спросила сестра, оживившись.

— Иногда бывает злой-презлой и не ходит. Говорит, что толку от работы никакого, все время жалуется маме и сердится на меня и Хидэо.

— Вот как… Ну а как здоровье Кунио?

— Никак не поправится. Когда мы с мамой приходим к нему в больницу, он всегда чего-нибудь требует: «Хочу сырого яичка, хочу сырого яичка». А где нам его взять?

Сестра сказала обеспокоенно:

— Сырые яйца очень полезны. Он должен обязательно их есть, они помогают при плеврите.

Я взглянула на полки, заставленные консервами. Там же в бамбуковой корзине лежали яйца. Я подумала: «Вот бы купить все эти яйца».

— А почему вы сегодня не взяли с собой Хидэо? — спросила вдруг сестра.

— Хидэо… — Я хихикнула. — Вчера вечером вместе с Масару они пошли воровать уголь на склад, их поймал сторож и здорово им всыпал.

— Дурачье, — засмеялась сестра.

Но тут пришла клиентка. Видимо, она жила совсем рядом — поверх шерстяной кофты был надет передник. Она остановилась у входа.

— Ко-тян, маринованной капусты.

— Замерзли, тетушка? — приветливо улыбнулась сестра и сунула руку в наполненную доверху рассолом бочку с капустой. Но тут же лицо ее исказилось от боли. Перемогая себя, она положила капусту на весы.

Я смотрела и недоумевала: что с ней? Как только покупательница ушла, сестра, морщась от боли, сразу же сунула руки под кран на улице, вытерла их передником и подошла ко мне.

— Что с тобой? — спросила я.

— Вот, смотри, — она протянула мне руки. От запястьев до кончиков пальцев кожа вздулась и была покрыта иссиня-черными пятнами, как будто по ней били молотком, в некоторых местах алели ссадины, и из них сочилась кровь.

Это были уродливые коряги, не имевшие ничего общего с ее прежними тоненькими пальчиками.

— Обморозила, и кожа потрескалась, очень больно. Когда взвешиваю конняку или тофу, [55] Тофу — соевый творог. еще могу терпеть, а вот соленое — ну мочи нет, так жжет от соли.

Глаза у сестры были грустные-прегрустные; она все время потирала руки.

— Надо помазать ментолом, — посоветовала я.

— Мазала — не помогает. Руки все время в воде — то стираю, то готовлю. Никак не проходит.

Я опасливо дотронулась до ее рук. Кисти загрубели и вспухли. Казалось, они горят, а на самом деле были холодны как лед. Я не удержалась и подышала на них, стараясь отогреть.

— Греешь? — тихонько засмеялась сестра.