Екатерина Асмус - Рок. Короткий роман

А потом произошло неожиданное! Лысый отлучился «порешать финансовые вопросы», как он выразился, делая круглые, значительные глаза. И Лялька осталась в одиночестве. Парень, над которым смеялись за соседним столом, встал, собираясь направиться к буфетной стойке (очевидно, за новой порцией спиртного), но в этот момент взгляд его поймал Ляльку и… В следующую минуту он ринулся к ней, бухнулся на колени и приник к ее руке долгим поцелуем.

— Моя королева! — обратился он к ней церемонно. — Почему ты покинула вассала своего так внезапно?

Онемевшую Ляльку привел в чувство взрыв хохота за соседним столом.

— Это не она, Малыш! — давясь от смеха, крикнул паренек в косухе.

Тот, кого называли Малышом, и ухом не повел. Напротив, он продолжал свою напыщенную речь, стоя на коленях и не отпуская Лялькину руку.

— Прекрасная королева, неужели ты бросишь несчастного рыцаря сегодня вечером одного? Мое сердце не выдержит, оно разорвется! — вдруг заорал он, картинно хватаясь за то место, где подразумевалось сердце.

Теперь веселился уже весь буфет. Лялька сидела вся красная, обмерев от смущения, чего с ней давненько не случалось. Она очень гордилась своим умением «обвести вокруг пальца любого говнюка» (по ее собственному выражению), но эта история не лезла ни в какие рамки! Никто и никогда так выспренно к ней не обращался. Неизвестно, сколько бы еще продолжалось это представление, но вмешалось обстоятельство непреодолимой силы. Из буфета можно было прямиком попасть за кулисы. И вот именно оттуда и вынырнуло «обстоятельство», оказавшееся худой, нескладной и очень коротко стриженой девчонкой в очках. Бледная, в мешковатом свитере, она стремительно влетела в буфет и заорала: «Малыш, гад, ты где?! Все на сцене уже!» И тут, увидев предмет поиска, распластавшийся у Лялькиных ног, она прибавила еще фразу, состоявшую исключительно из непечатной брани.

— Стасенька, мы сейчас… Мы поможем! — заполошились нетрезвые дружки, уволакивая Малыша и его гитару по направлению к кулисам.

Буфетные граждане угомонились и отвернулись от Ляльки, потеряв к ней интерес. А она сидела еще некоторое время как громом пораженная.

Лялька никак не могла успокоиться, даже коньяк не помогал. А посему, позабыв про Лысого, она стала пробираться между столиками к дверям, ведущим в закулисье. Состроив глазки охраннику, который, потеряв бдительность, пялился на аппетитный Лялькин бюст, она проскользнула в щель и оказалась практически на сцене, скрытая занавесом. Здесь стоял невиданный пульт, мигающий разноцветными лампочками, ручки которого крутил низкорослый дядька, весь в амулетах и с длиннющей седой косой, переброшенной по-девичьи через плечо. Шепотом переговаривались избранные «тусовщики», которым был разрешен вход в закулисье. Протолкавшись между ними, Лялька наконец увидела всю команду, выступавшую на сцене. Круглолицый барабанщик, самозабвенно молотящий по установке, небезызвестная уже мерзкая девица по имени Стася с гитарой в руках, кудрявый клавишник, хорошенькая девчонка с флейтой… И — Малыш… Он пел, закрыв глаза, подыгрывая себе на гитаре, а мокрая прядь волос прилипла к плохо побритой щеке. Почти касаясь губами микрофона, Малыш выкрикивал какие-то слова, теряющиеся в шуме и грохоте, производимом его музыкантами, но Лялька не слушала… Она смотрела на его лицо, самозабвенно зажмуренные глаза, на мускулы рук, сильные плечи, и что-то такое делалось в ее неумелой душе, что она и сама не понимала. Публика в «яме» скакала и скандировала известные ей из песни слова, группа дошла до шумового апофеоза, только Малыш, казалось, парил над всем этим, сам в себе и сам с собой, будто бы не было ни зала, ни буфета, ни публики этой, ни закулисья.

Очнулась Лялька от того, что за спиной произнесли капризным голоском:

— Ну, до чего говнорок утомил, сколько ж можно начинающих-то гнать?

Это проговорила полненькая блондиночка, увешанная золотом и брюликами, в розовой ковбойской шляпе и розовых же кожаных штанах.

— Лесечка, потерпи, — уговаривал подругу траченый молью «ковбой» в золотых казаках и белой шляпе. — Эти чуваки — на разогреве, не сразу же мэтров выпускать!

— Лелик! — кривлялась богачка, — в Лондоне на концерте «Бладхаунд Ганг» никакого разогрева не было! Поехали в «Асторию», я есть хочу!

Старикашка Лелик, целуя капризнице ушко, что-то горячо зашептал, шевеля усами. Лялька, уничтожив взглядом гнусную выскочку (ну за что вот таким вот — все!), завертела головой в поисках своего кумира, но… Пропустила! Группа исчезла со сцены через другую кулису, а микрофоном завладел некто в белой длинной робе и с абсолютно гладким, блестящим черепом.

Оглядевшись, Лялька заметила крошечный коридорчик в глубине закулисья, в котором, по-видимому, и скрылась группа, закончив выступление. Тихонечко, дабы не привлекать к себе внимание, Лялька проскользнула поближе к коридорчику и незаметненько юркнула внутрь. Коридорчик был чрезвычайно узенький, с неимоверно грязными, сплошь разрисованными граффити стенами. Проход внезапно обрывался еще более узкой и очень крутой винтовой лесенкой, ведущей куда-то вниз, вниз и вниз. Буквально скатившись с нее — не для шпилек-каблучков, о нет — Лялька оказалась в очередном заплеванном и прокуренном коридоришке, в который выходило штук шесть дверей, с надписями «Гримерная». Почти все дверки были открыты настежь и оттуда раздавались звуки настраиваемых инструментов, разговоры и хохот.

Потихонечку, старясь не цокать металлическими каблучками, Лялька двинулась вперед, заглядывая в проемы дверей. Во всех комнатушках наблюдалось примерно одно и то же: ребята и девушки (те самые, буфетные граждане), одетые в странные мешковатые или, наоборот, сильно утягивающие кожаные одежды, курили, выпивали, хохотали, целовались, а некоторые — спали, уронив головы на стол.