Екатерина Асмус - Рок. Короткий роман

Отхохотавшись, Дреда поймал в поле зрения Ляльку и поспешил привлечь внимание остальных:

— Эй, смотрите-ка, оклемалась, бедолага!

— Ты вчера уж больно плохая была, — пояснил Ушастик дружелюбно. — Совсем, что ль, пить не умеешь?

Лялька выползла из-под одеяла и подсела к мужчинам.

— А если умею — то что? — кокетливо спросила она. Состояние ее явно улучшилось к вечеру, и захотелось немного пофлиртовать.

— Ну а если умеешь — то сейчас и покажешь! — обрадовался Митюха.

— А кто такая Аделаида? — вспомнила Лялька о даме, назвавшей ее золушкой.

— А-а! Укатила, что ль? — ответил Митюха вопросом на вопрос. — Адка теперь год тут не появится. Такое вот у нее циклическое жизненное расписание! Сейчас — Канары, потом — Багамы, Сейшелы, потом конгресс какой-нибудь. Да и Джон, от него так просто не побегаешь — охрану приставит и — пиши-пропало разгуляево! Она ж психолог известный, только не практикует давно, деньги и так девать некуда, а вот путешествовать любит. Душа, говорит, у меня не успокоилась, скучно на вилле-то жизнь просиживать. А сюда приедет — так недели две из дому не выходит, только в магазин казачков засылает за дозаправкой.

— Добрая она, — вступил в разговор один из молодых парней. — Денег по утрам столько дает, что ноги сами бегом в лабаз бегут, как представишь, сколько всякой всячины накупить можно.

— Да уж, — подхватил другой, — две недели, кроме вискаря, ничего в рот не брали, да еще и с закусью шикарной!

— Я ее двадцать лет знаю, — продолжал Митюха восхищенно, — боевая сестренка. А по части культуры пития, я вам скажу, что песок поливать, во, здоровье какое у человека! Ну да ладно. Адка теперь целый год будет аперитивчики потягивать, не принято у них так вот, голяком, вискаря глушить, а мы уж тут сами по себе, потихонечку выпьем Несмеяновки.

— Да неужто осталась еще? — в изумлении закричали в один голос гости. — Как тебе удалось сохранить ее?

Митюха торжественно поднялся и полез в старинный дубовый буфет громаднейших размеров.

Вскоре из недр его, из самых глубин, была достана пыльная трехлитровая фляга с темной кроваво-красной жидкостью.

— Семьдесят градусов! — гордо сообщил Митю-ха. — Самолично на клюковке настаивал!

Гости умильно смотрели на емкость, а хозяин достал семь маленьких граненых стаканчиков, поставил на стол тарелку сушек, ковш с водой и, разлив по первой, провозгласил: «Ну, добрый вечер!»

Гости жахнули залпом, а Лялька, даже не сообразив, что делает, опрокинула в себя стакан, — и тут же кислород кончился, горло сжалось и в глазах потемнело. Она, схватив ковш, судорожно отхлебнула из него — отпустило.

— Смотри — наша-то какова? Ну, молодец! Теперь можно и по второй.

— Да, давай сразу, а после третьей — покурим.

После второй Лялька вдруг вспомнила, что неизвестно, сколько дней она прогуливает работу у Михальчика. И, наверное, шеф, матерясь, названивает ей домой или, что еще ужаснее, уже уволил и взял на ее место ту чувырлу, которая приходила несколько дней назад, якобы по ошибочному приглашению кадровички. От всех этих страшных мыслей Ляльке захотелось немедленно махнуть и третью, чтобы почувствовать свободу, забыть о довлеющих обстоятельствах и о том, что ничего она не знает о Малыше и о месте его нынешнего пребывания.

— Давай третью! — азартно выкрикнула она, подставляя свой стаканчик Митюхе. Тот, подняв бровь, ничего не сказал, но молча налил. Лялька проглотила содержимое, и накрыло ее черным одеялом с головой — она отключилась.

Сознание еще не вернулось к ней, но резкий женский голос прорезал мерное жужжание мужских голосов. Лялька не могла пошевелиться, однако смутно понимала, что женский голос упрекает, а мужские оправдываются, и эти звуки нарастали, нарастали и, став огромными, схватили ее, словно водоворотом, и понесли — понесли в самый эпицентр, обдав ледяными брызгами, обжигающими лицо.

— Аааааааа! — заорала Лялька, отплевываясь от воды.

— Ага, очнулась, потеряшка! — Голос был смутно знаком.

Проморгавшись, Лялька увидела перед собой вчерашнюю соперницу, Стасю, и поняла, что обе они стоят в ванной, с ног до головы облитые ледяной водой.

— Сама из-за тебя вся уделалась! — закричала Стася. — Не умеешь пить — не берись, с кем ты соревнуешься? И вообще, уходи отсюда, пока не началось, нельзя тебе здесь — пропадешь нафиг! — почти слово в слово повторила она наказ Аделаиды.

С этими словами Стася вылетела за дверь, и Лялька услышала: «Чтоб завтра же этой золушки здесь духу не было! А ежели Малыш явится, то нет у него больше сестры — так и передайте!» Засим дверь, вероятно входная, была захлопнута с оглушающим грохотом и наступила тишина. Через недолгое время раздалось осторожное бульканье, потом звяканье стаканчиков друг об друга — пауза и — неспешное журчание мужских голосов возобновилось, как будто и не было внедрения резкого, возмущенного женского.

Мокрая Лялька тихонько вышла из ванной и остановилась в тени коридора, обессиленно прислонясь к косяку. С этого места она видела только Митюхину спину и обратилась к ней из своего укрытия.

— Мить, а почему она, (выговорить имя ненавистной Стаси она физически не могла) назвала меня золушкой? И Аделаида.

— И Адка — тоже? — перебил ее Митюха. — Ту не обманешь — психолог, одно слово. Золушкой, говоришь. Даа.

С этими словами он встал, полез в ящик допотопного письменного стола, крытого сукном, и выудил оттуда пожелтевшую бумаженцию:

— Вот, почитай-ка.

Лялька взяла листок в руки и прочла: «Табель о рангах».