Александр Зиновьев - Желтый дом. Том 2

Хорошо диссидентам. У них чуть что случится, сразу на Западе шум поднимают. Все-таки защита. А каково нашему брагу? С нами могут расправиться, и никто даже не поинтересуется, в чем дело. Возьмите прошлогодний случай. Пытались предать гласности. И что? Ноль внимания, фунт презрения. Наши делишки никого не интересуют. Нет, друзья мои, тут не это жиденькое и болтливое диссидентство нужно, а кое-что посерьезнее. Только я не знаю, что именно. Страшно подумать, от каких пустяков зависит наша судьба, в какой ужасающей системе власти мелочей мы живем. Вот, к примеру, решили у нас переменить электрическое напряжение. Повесили объявление: такого-то числа в квартирах должны быть люди, ибо будут менять счетчики. И две недели мы дежурили в квартире, ожидая мастеров этого дела. Но — безрезультатно. Для многих это были серьезные хлопоты: отпрашиваться на работе приходилось, откладывать поездки в дома отдыха. Наконец, «мастера» заявились, но неожиданно. Во многих квартирах не было людей. Начались скандалы, оскорбления. Воспользовавшись этим, «мастера» (конечно, в стельку пьяные) вели себя как в завоеванной стране. Наконец, счетчики поменяли. Начался новый этап террора: ждали, когда переключат напряжение. Месяц ждали. Писали жалобы. Бесполезно. Наконец, напряжение тока переключили. Но без предупреждения. У многих погорели холодильники, телевизоры, приемники. Мы создали комиссию, чтобы она составила акт о нанесенном ущербе, и подали заявление в суд о возмещении убытков. Бог мой, что тут началось! В чем только нас не обвиняли! Даже в создании политической враждебной группы. Адвокат сказал, что мы тяжбу можем выиграть, но на это надо убить минимум год.

МНС интриговал меня все более. Но не из-за того разговора в партбюро и с «товарищами Оттуда» (мне на них в общем-то наплевать), а в чисто человеческом плане. Мне просто захотелось узнать, что в себе несет идущая нам на смену молодежь и на что она способна. И хотя МНС не был склонен к разговорам, я все же выдавливал из него каплю за каплей его мысли. Вот, например, одна из таких капель.

Одно дело — благие пожелания, другое дело — реальность коммунизма. А реальность эта при всех обстоятельствах такова. Человек прикрепляется к первичной ячейке и во всех основных аспектах зависит от нее (зарплата жилье и т.д.). Огромное число этих ячеек. Их иерархия и структура в различных аспектах. Гигантская армия начальников. Громоздкий управленческий аппарат. Специальные органы надзора, порядка, подавления. Сложная дифференциация общества. Грубое деление — начальство и подчиненные. Начальство сильнее подчиненных в целом. Почему? Основные преимущества его: 1) начальство имеет объединения, стоящие над первичными коллективами, подчиненные таковых не имеют; это — вышестоящие руководящие органы, советы и совещания; 2) начальство имеет в своем распоряжении карательные органы, подчиненные — нет; 3) значительная часть подчиненных за подачки и из надежды на подачки помогает другой части подчиненных подавлять остальных; 4) подчиненные все имеют от коллектива, который выражает волю начальства; 5) начальство имеет мощные неофициальные связи в разных инстанциях; 6) подчиненные запуганы; 7) сравнительно терпимые условия существования подчиненных, некоторые достоинства их образа жизни; 8) мощная пропаганда, запугивание. И в руках начальства — Партия. Партия есть организация начальства в высочайшем смысле слова и для начальства всякого сорта. Это — орган подавления в самой своей основе, а не только орган для производства лозунгов и речей. Наша Партия не есть партия в смысле западных и дореволюционных партий. Это только по названию партия. Это уже не партия, а Партия. Ее роль в жизни общества уже иная (власть, привилегии). Отбор в нее уже по другим принципам. Выход из Партии расценивается как преступление. Многопартийная система при коммунизме — чушь. Сразу же начнется вражда партий, которая закончится победой одной (или — расколом страны на «независимые» государства). Всякая иная партия наряду с главной (правящей) может быть лишь с разрешения главной. И тогда ее членов подкупают, деморализуют, шантажируют. Она сама превратится в силу внутренних законов в обычное наше учреждение (с халтурой, очковтирательством, карьеризмом). Однопартийная система здесь — не ошибка и не злой умысел, а здоровая норма, ибо это общество есть не однопартийное, а беспартийное. Какая бы партия при этом ни превратилась в Партию — то есть ни захватила бы монопольную класть, — она все равно будет осуществлять насилие и будет нетерпимой к конкурентам. Причем в любой подходящей фразеологии. Опыт показывает, что коммунистическую фразеологию такого рода Партии усваивают молниеносно. Насилие и нетерпимость тут вырастают из самих основ общества.

Давить их надо. Вот так (она изобразила, будто давит ногтем большого пальца правой руки вошь или блоху). Но умеючи. Вот мы и учимся. Нашей стране во всем приходится открывать новые пути. В городе открываются шестимесячные курсы при горкоме партии для партийного актива. Без отрыва от производства. Специалисты из Москвы будут лекции читать. Но между нами говоря, как человек с человеком, диссиденты нам не страшны. У нас в районе их нет совсем. И мы не допустим. Ни к чему нам это. У нас другие проблемы. Как молодежь удержать в деревне? Как специалистов привлечь сюда? Как заставить людей работать мало-мальски терпимо? Как пьянство сократить? А диссиденты... Это там в Москве с жиру бесятся. От народной жизни оторвались...

Но наши собаки лучше. Нашей только глазом моргни, свистни и покажи обглоданную кость, как она за тобой на край света пойдет. И защитит тебя. Бей ее, она тебя не бросит. А на Западе? Племянник рассказывал, что там собачки выбирают, с кем жить. Дог, например, ни за что не пойдет жить в рабочую семью. Ему гостиную подавай. Пудель ниже доцента не опустится. А что у нас творится? Тьфу! Вывели московскую породу особую. Пострашнее сенбернаров и ньюфаундлендов. А зачем? Коров сторожить? Так коров нет. Сельмаг сторожить? И там взять нечего. А для хороших жуликов пес не помеха. В городе зимой обокрали универмаг. Три пса сторожили, а обчистили. Одного пса, говорят, водкой споили. Другого колбасой взяли. Где ее, колбасу, достали? Надо думать, из Москвы привезли. А третий пес добровольно с жуликами ушел.

Сдох бык-производитель. Был здоров как бык, но почему-то сдох. Теперь местные жители, если кто-то серьезно заболел, говорят о нем, что он здоров как бык. И все присутствующие при этом смеются. Жизнь здесь настолько сера и однообразна, что смерть быка явилась чуть ли не праздником.