Александр Зиновьев - Желтый дом. Том 2

— Но насчет трудности выбора ты прав. Мой знакомый решил купить себе пальто в Женеве. При этом он хотел, чтобы пальто было красивое, дешевое и на все сезоны. Но ему во всей Женеве не могли такого сыскать. Пришлось купить три пальто: одно — красивое, другое — дешевое, третье — на все сезоны.

— Ерунда! Где он деньги взял на это?

— Продался иностранным разведкам.

— Кому он нужен?

— А он по дешевке.

— Разве что... Вот что у них здорово, так это отношение к старине. Берегут, сволочи!

— Я бы не сказал. Там памятников старины слишком много. Сохранить их все очень трудно и дорого. У нас с этим делом как раз лучше.

— Ты в своем уме?

— Как никогда. У нас от старины просто ничего не осталось. А сохранять в хорошем состоянии НИЧТО гораздо легче и дешевле.

Потом хохмаческая часть незаметно переходит в серьезную. И главный предмет этих разговоров — сможет ли Запад избежать нашей участи. Странно, не правда ли. Мы меньше думаем о своей участи, мы с ней примирились. И волнуемся за Запад.

— На Западе своих проблем по горло. Могут ли капиталисты их решить? Очевидно, нет. А коммунисты?

— Конечно могут.

— Но как? Ладно, пусть наилучшим образом. Пусть исчезнет безработица, будет бесплатная медицина и школа... Но как не бывает худа без добра, так и не бывает добра без худа. Смогут ли они при этом избежать тех мерзостей, какие были у нас?

— Западные коммунисты обещают, что они этого не допустят.

— Мало ли что они обещают. Когда я уговаривал одну девчонку, я обещал ей жениться. А тут речь идет о власти над страной, ради этого можно и побольше пообещать.

— Ну и как, уговорил ты ее?

— Нет, девчонка оказалась неглупая, не поверила. Знаете, что она мне сказала? Обещания для того и даются, чтобы их не выполнять.

— Неужели там на Западе не понимают, чего стоит теперь коммунизм и коммунисты?

— Догадываются. Но они не умеют с ними обращаться как следовало бы. Они с ними спорят, но на серьезном уровне. А вы сами знаете, несерьезно спорить с марксистами серьезно. Тут нужны иные средства.

— Какие?

— Смех.

— О, это они не любят. И мигом расправятся со всякими насмешниками.

Наконец мы добираемся до военных проблем. Главные из них — сколько времени нам нужно, чтобы захватить Западную Европу и переделать на свой лад, и помешают ли нам в этом США. Большинство считает, что для захвата Европы нам достаточно двое суток, в основном — для уничтожения Югославии и Западной Германии. Остальные наложат в штаны без боя. Может быть, швейцарцы порыпаются, но их мало, это не в счет. Наших агентов на Западе тысячи, а наша пятая колонна — десятки тысяч. Добровольных помощников будет много миллионов. В двое суток мы сломаем всю структуру западного общества и навяжем свою. Это — не проблема. Запад слишком сыт, потому он не способен сопротивляться. Все дело в Америке. Конечно, Китай — сила серьезная. Но он рассчитывает на то, что США начнут войну с нами из-за Европы, мы друг друга разгромим основательно, и Китай продиктует нам свою волю.

Решив таким образом все внутренние и мировые проблемы, мы засыпаем. К бабам идти не хочется, хотя возможности есть: просто нет сил, а чуть свет опять на работу. Даже пить не хочется. Пьянство, оказывается, тоже предполагает некоторый уровень жизни, которым мы тут не располагаем: у нас нет свободы и денег.

Однажды к нам в институт приехало высокопоставленное Лицо из ЦК. Когда-то мы с этим Лицом учились в одной группе и дружили немного. Когда Оно шествовало в зал, я стоял у входа, но Оно меня не соизволило узнать. После доклада Лица меня попросили зайти в кабинет директора. Там сидели Лицо и директор. Лицо сказало директору, что тот может быть свободен, а он несколько минут побеседует «с этим товарищем» (то есть со мной). Извини, сказал он, когда мы остались вдвоем, что я там не поздоровался с тобой персонально. Не мог же я на людях обниматься с рядовым сотрудником, не положено. Ну, рассказывай, как живешь, как попал в это заведение? Я начал было рассказывать, но он перебил меня и без всякой связи с темой совещания и нашим разговором закатил демагогическую речь о том, что они сами не дураки, сами понимают, что к чему, но они — не безответственные критиканы и крикуны, что им вверены судьбы миллионов и судьбы исторического процесса. Но чем дольше он говорил, тем отчетливее проступал в его речи некий смысл.

Мы все понимаем, говорил он. Абсолютно все. Не считайте нас дураками. Мы понимаем и многое такое, чего никогда не поймут наши критики и диссиденты. Ты думаешь, мы не знаем о разделении общества на начальство и подначальную массу? Знаем. И знаем, что стремление любой ценой выделиться из подначальной массы образует основу основ строения общества. А выделившись — двигаться от ступеньки к ступеньке вверх. Ты думаешь, мы не знаем о подлинном принципе распределения благ в нашем обществе? Знаем. И лучше всяких критиканов знаем, ибо живем этим, а они не имеют понятия о реальности во всем объеме. Но мы знаем еще и то, что от этого невозможно избавиться. Почему, например, ты не отказываешься от прибавки к зарплате и премий? А пожил бы хотя бы неделю на более высоком уровне, ты понял бы, что перед нами всегда стоит проблема выбора: или мы живем по законам данной ступени иерархической лестницы, а значит, пользуемся ее привилегиями и стремимся выше, или падаем вниз. Ты думаешь, мы не понимаем необходимости преобразований? Понимаем. Только мы суть их понимаем глубже, чем диссиденты и антикоммунисты. Преобразования нужны, но не сглаживающие и затемняющие суть нашего общества, а обостряющие и обнажающие ее. Отбросить камуфляж и всякие пережитки революционного периода вроде выборной власти, профсоюзов, инициативы масс, публичности. Не скрывать систему привилегий, карательных органов, прикрепленности. Рано или поздно мы скажем миру открыто, кто мы и что мы есть, что на самом деле строим, к чему на самом деле стремимся. Общество от этого не станет слабее. Наоборот. А победителей, как говорится, не судят. Судить будем мы сами. И жестоко судить. Сталин — это лишь первый наш маленький эксперимент. В чем-то этот эксперимент удачен, в чем-то неудачен. Но мы ошибок Сталина не повторим: мы не оставим ни одного свидетеля и ни одного следа. Нас разоблачать будет некому. Но чтобы эту величайшую революцию совершить, нужно тщательно и всесторонне подготовиться.

Мне огромное удовольствие доставляют суждения Матренадуры о Западе. И я ее провоцирую на них. Я уже насобирал больше сотни ее изречений. Вот был бы скандал, если бы я опубликовал их в «самиздате» или «тамиздате».

— А что Запад, — говорит она. — Там небось тоже есть старики и больные. Племянник говорил, что у того господина, который их принимал, машину украли. И вообще, нашему брату западная цивилизация ни к чему: все равно загадим и испохабим.