Александр Зиновьев - Желтый дом. Том 2

Поезд мчится по прекрасной Грузии. За окнами вагонов мелькают горы, реки, деревушки, развалины замков. Сталин сидит погрузившись в свои думы. Его спутник призывает его взглянуть в окно. Ведь Грузия же! Сколько лет не были дома!

Спутник . Гляди, Коба! Сейчас будет Гори! Какой ты счастливый! Увидишь мать, отца, жену, сына! Друзей... Дай я тебе вынесу вещи!

Сталин . Оставь! Сейчас не время. Как-нибудь потом. Мы не можем терять ни минуты. Ты же знаешь, Дело!

Спутник . Знаю! Но хотелось бы хоть неделю пожить беззаботно, как в детстве. О чем ты все время думаешь?

Сталин . Тебе не понять. Видишь ли, история — вещь очень хитрая и коварная. То, что зависит от ума и инициативы отдельного человека, не считается серьезным. Скажи мне, кто в партии считает Дело, ради которого мы будем рисковать жизнью, достойным упоминания? Никто. Когда история сделает свой великий шаг, уделят ли хотя бы строку этому Делу? Нет. О чем изо дня в день, из года в год говорят наши партийные вожди и вождята? О чем пишут бесконечным потоком статьи и книги? Все о том же; об объективном ходе истории, о движении масс и прочих вещах, не зависящих от инициативы и ума отдельного человека. Плюс к тому — историческая значимость деятельности человека не совпадает с ее оценкой в данных условиях, в каких она протекала. Понимаешь?

Спутник . Нет. Эта диалектика не для меня. Но слушать интересно. Продолжай!

Сталин . Не беда, что не понимаешь. Наши ведущие теоретики тоже этого не понимают. Ленин тоже. И Маркс. И есть еще одна противная вещь в истории: законы исторической фокусировки и иллюзии. Сейчас я тебе поясню, что это такое. Интересы людей иногда (как лучи света) собираются в одну точку — в фокус. Такой точкой волею случая выбираются отдельные люди — личности. Причем совершена ничтожный человек может стать фокусом некоторого массового интереса. Может стать и значительная личность, но чаще — ничтожество. Именно потому, что иногда крупные личности становятся фокусом массовых интересов, а по прошествии времени масштабы событий переносятся на тех, кто был в их фокусе, и ничтожества начинают казаться людям великими личностями. В результате нельзя потом отличить великое от ничтожного. А порой все переворачивается: великие кажутся ничтожествами, а ничтожества великими. И истину уже установить невозможно. Посмотри, кто сейчас в центре внимания общественной жизни России! Если уцелеешь, вспомни этот наш разговор лет через двадцать или тридцать. И ты будешь потрясен тем, как переменится взгляд на это наше время.

Спутник . А что ты думаешь в таком случае о нашем Деле?

Сталин . Я о нем не думаю. Я его делаю.

В конце войны я стал командиром эскадрильи, говорит Старик. Не потому, что у меня были выдающиеся способности, а потому, что уцелел волею случая. Воевать стало куда легче. Наша авиация завоевала подавляющее господство в воздухе. «Мессера» нас уже не беспокоили. С зенитками мы расправляться научились. Да их не так много у немцев осталось. И начался для нас неслыханный праздник. На задания летали, как на полигон. Кормежка — раньше нам такая и не снилась. После вылетов — выпивка, танцы. Девочек появилось много — радистки, оружейницы. В батальоне аэродромного обслуживания полно девчат. Потом потоком пошли освобожденные «из неволи». Про местное население говорить нечего. Мы местных и освобожденных побаивались — венерические болезни. Но и без них хватало. Пошли награды, повышения. И настроение было приподнятое. Ощущалось окончание войны. Весна. Прекрасная погода. Кругом полно всяческого трофейного барахла. Короче говоря, неповторимое время. Время ликующего торжества и самодовольства победителей. И только теперь, пройдя через ад советских лагерей и прожив потом постыдно бездарную жизнь, я взглянул на то время иными глазами. И ужаснулся оттого, что увидел, какой мерзкой тварью становится человек именно в такие моменты ликующего самодовольства.

Мы ругаем американцев за бессмысленное разрушение Дрездена. Правильно ругаем. Но сами-то мы сотворили в этом направлении раз в десять больше. Только мы делали это не столь демонстративно, прикрываясь военной необходимостью. Но я-то хорошо знал цену этой «необходимости». Я десятки раз водил эскадрилью штурмовиков по немецким тылам, имея задание принести как можно больший ущерб стране. Мы тогда еще не надеялись отхватить себе такой кусок от Германии. Конечно, в этом тоже был свой смысл. Я его понимал и беспрекословно принимал. А если посмотреть на это с чисто человеческой точки зрения? Я, повторяю, тогда не мог иметь такую точку зрения, а ее обрел только теперь, когда она мне вообще уже ни к чему. Разве лишь для угрызений совести. Перед самым концом войны мы несколько раз летали на штурмовку... мирного населения, которое хотело бежать к американцам и англичанам. Мы до предела загружали бомболюки противотанковыми бомбами, хотя танков немецких уже и не существовало как боевых средств. Засекали колонну «противника» на шоссе, засыпали ее бомбами. Это — более двух тысяч бомбочек! Затем расстреливали мечущихся в панике людей из пушек и пулеметов. До последнего патрона! И с удовольствием — вот что ужасно. Мы были в полной безопасности, имели в своих руках огромную убивающую силу и чувствовали себя Божьим возмездием. Вот чего я больше всего боюсь и в будущем: мы ворвемся на Запад с сознанием носителей некоего ВОЗМЕЗДИЯ. И тогда от нас не жди пощады.

— Почему так несправедливо устроен мир? — говорит Она. — Хорошие и добрые люди страдают, а плохие превосходно устраиваются.

— Что поделаешь, — отвечает МНС. — Мир так устроен, что выживает и преуспевает сильнейший.

— Какие же они сильнейшие? Они же трусливые, бездарные, ленивые.

— В нашем обществе они сильнее. Они лучше приспосабливаются.

— Нет на них управы! Раньше хоть разбойники были, которые грабили и убивали богатых и делились с бедными. А теперь...

— И теперь такие бывают. Хочешь, расскажу тебе сказочку о таком добром и справедливом современном разбойнике? Никто теперь не знает, кем он был раньше. Одни говорят — академиком. Другие — генералом. Третьи — крупным партийным работником. Но я в это не верю. Скорее всего, он был школьным учителем, детским врачом или младшим научным сотрудником без ученой степени. Как бы то ни было, однажды он увидел несправедливости бытия и поразился им. Видеть-то их нехитрое дело. Это почти все видят. А вот поразиться — это не всякому дано. Это — дар Божий. Поразившись, он решил бороться с несправедливостями. Но как это сделать? В наше время грабить богатых не так-то просто. Попробуй отбери у плагиатора и доносчика Петина чин академика, у параноика Смирнящева — докторскую степень, а у сподвижницы Берии — звание профессора! Попробуй укради особняк у маршала, закрытый распределитель — у работника из аппарата ЦК, личную машину с шофером и охраной у секретаря обкома партии! Попробуй отбери бесплатные путевки в лучшие санатории, заграничные поездки, безмерные почести и тому подобные вещи! Задумался разбойник и решил: начать надо с самого малого. Узнал, что в их доме живет семья из пяти человек в одной комнатушке. Пришел к ним и сказал: я вам помогу. Не выйдет, сказали они. Мы сами четыре года бьемся, и все безрезультатно, ибо у нас площади приходится ровно по четыре квадратных метра на человека, а жилищное строительство сократили, все силы бросили на предстоящие Олимпийские игры. Не можем же мы ударить лицом в грязь перед всем миром! Потерпите. Взял тогда разбойник рулетку и вымерял комнату. И выяснил, что в ней не двадцать метров, а девятнадцать и шесть десятых только. И начал писать разбойник во все инстанции. И ходить. В райисполком, в горисполком и выше. Два года ходил и писал, пока добился своего: прислали комиссию измерить комнату заново и внести исправления в соответствующие документы. Раз пять приходили комиссии, мерили комнату. И все пять раз были разные результаты. Через год все-таки признали: девятнадцать и восемь десятых. И опять начал ходить и писать разные бумаги, добиваясь улучшения жилищных условий этой бедной семье. И еще два года потратил на это. И добился своего: предложили им комнату площадью двадцать один (!) метр в старом доме на окраине города. Но не захотели они туда ехать. И сказали тогда высокие власти: им дают, а они!.. И прикрыли это дело. Другие, сказали власти, и похуже живут, да помалкивают. И ушел тогда разбойник в забегаловку. И напился. Но было этого мало. Вышел он на улицу, снял у бедного прохожего шапку и пропил ее. Два месяца милиция искала разбойника, бросив на это дело все силы свои и силы добровольных помощников — народной дружины. И поймали его. И посадили его в лагерь строгого режима на три года. Вот и вся сказочка.