Леонид Хайко - Рассказы и повести

Увидев во мне заинтересованное лицо, эти люди с юношеским пылом стремились рассказать мне о этапах развития отечественной авиации и о себе. И для большей убедительности Арсений Сергеевич Мельников и Александр Иванович Скулачёв привели меня на центральный аэровокзал, что на Ленинградском проспекте, рядом с министрерством ГА. С балкона этого вокзала открывается панорама Ходынки — Центрального аэродрома. Они показывали на огромное поле и рассказывали, что здесь начиналась история русской и советской авиации. В начале прошлого века Уточкин и Ефимов поднимали в воздух примитивные самолёты. Здесь испытывали первые самолёты советских конструкторов М. Громов и В. Чкалов. С этого аэродрома в мае 1937 года улетали и покорили Северный Плюс П. Головин и М. Водопьянов. Говорили и о том, что все достижения в авиации и даже космонавтики корнями уходят в историю аэродрома на Ходнынке.

— Посмотри на это огромное поле, обратил моё внимание Арсений Сергеевич, оно было ещё больше, здесь не было бетонной полосы, больших зданий вокруг. Это поле полито кровью авиаторов, в том числе и В.П. Чкалова. Прогресс в авиации достигался огромной ценой — ценой человеческих жизней. В своё время на это поле, повсюду среди зелени, выделялись яркие красные пятна. Это были цветущие гвоздики. По традиции механики самолётов того времени, сеяли гвоздики там, где разбивался авиатор. Ещё долго рассказывали ветераны о своих полётах на Пе-2 и Ту-2 в годы войны, о том как осваивали в первые годы после войны стратегический бомбардировщик Ту-4, а затем первый реактивный Ту-16, и о том как отрабатывали заправку в воздухе на этих кораблях. Как они говорили — это было пьянящее ощущение полёта, что-то сродни высочайшему искусству, была прекрасная песня, которую хотелось петь и петь. Кстати, заметил Скулачёв, полёты авиаторов, всегда привлекали людей искусства — артистов, художников, композиторов. В своё время, почетными гостями на этом аэродроме были К.С. Станиславский и В.И. Немирович-Данченко. Здесь снимались фильмы об авиации и о лётчиках. Главных героев-лётчиков играли замечательные артисты — Н. Крючков, П. Кадочников, А. Меркурьев. На тему авиации написаны прекрасные песни и много хороших книг. Мне посчастливилось тогда встретиться и пообщаться с авиаторами, которые приняли авиационную эстафету ещё в конце 30-х годов прошлого века и пронесли её до середины 60-х. Это были беспредельно преданные авиации люди, хранившие память о погибших товарищах в небе войны, а позже при освоении новых самолётов. К сожалению, их уже нет среди нас. Позже я понял, что они хотели, что бы мы были верны их традициям, не прерывали ту нить, которая связывает прошлое с настоящим, гордились своей профессией, которая дарит нам не только нам, но и пассажирам, необыкновенное ощущение радости полёта.

Но вернёмся в Бейрут. Между тем погода улучшалась, стало светло. Раскаты грома были уже где-то далеко в горах. Дождь перестал, выглянуло солнце и обласкало всё вокруг. Всё блестело и сверкало. Вода постепенно освобождала бетонное покрытие аэродрома. Объявили посадку, весь зал зашевелился и пассажиры, цепочкой, направились к самолёту, который был рядом с вокзалом. Салон первого класса был свободен, туда и было определено место для маэстро. Предупреждённые Марина Булычёва и Лена Фролова усадили и укрыли его пледом, предложили прохладительные напитки и свежую прессу. Вскоре и все артисты, с шумом и суетой, заняли свои места. А такой инструмент как виолончель, тоже был пристёгнут ремнями к своему месту согласно билета. Оказывается этот инструмент нельзя перевозить в багажном отделении.

Бортинженер, Андрей Иванович Сологуб, запустил двигатели. Получив разрешение и условия руления, мы медленно двигались к взлётной полосе. Мимо нас проплыли полуразрушенные ангары, поломанные самолёты без крыльев, другие без двигателей. Недалеко от взлётной полосы лежал обгоревший лайнер, всё это были следы бессмысленных вооружённых столкновений. Наконец выбрались на взлётную полосу в направлении моря, курсом 210. Загудели турбины, самолёт ожил, опустил нос — обжалась передняя стойка, отпущены тормоза и мы понеслись по полосе, с каждой секундой ускоряя свой бег. Несколько мгновений и наступил момент, когда невидимые силы, без какого-то ощущения, отделили нас от бетона, и мы устремились в высоту, быстро удаляясь от земли.

Впереди и над нами громоздились белые облака, фантастических размеров и очертаний. Они не представляли опасности, но в них могла быть болтанка, поэтому мы их обходили. На эшелоне 280 (8500 метров) облака были под нами, полёт проходил спокойно. Это высота не совсем экономична для полёта, но выше все эшелоны были заняты и мы следовали на нём до границы России, а затем заняли высоту 9100 метров. Для самочувствия человека эта высота полёта благоприятна, давление в кабине соответствует высоте около 1000 метров. А от давления в кабине зависит самочувствие пассажиров. Так как на высоте наблюдаются признаки гипоксии, т. е. уменьшение количество кислорода. У людей с нездоровым сердцем лицо становится синеватым, они становятся сонливыми. Для борьбы с этими явлениями в самолёте есть переносное кислородное оборудования для терапевтического питания кислородом по состоянию здоровья. Если пассажиру при плохом самочувствии дать вдохнуть кислород, его мозг вернётся в первоначальное состояние. В этом и заключается изумительное свойство кислорода, известного нам со школьной скамьи, как О2. На высоте свыше 1500 метров уже начинается кислородное голодание, но оно не существенное, а сказывается лишь на ночном зрении. К высоте 2500 метров недостаток кислорода компенсируется учащённым дыханием. В самолёте создаётся собственное атмосферное давление. В кабину производится наддув воздуха от компрессоров двигателей и достигается перепад давления между кабиной и атмосферой до 6 тонн на квадратный метр. Затем этот перепад сохраняется, а высота в кабине растёт, но не более 2400 метров на максимальной высоте полёта.

Исходя из этого, внезапная разгерметизация, особенно из-за разрушения конструкции самолёта очень опасна для жизни. Если это произойдёт на высоте 6000 метров, человек теряет сознание через 30 минут, на высоте 8000 метров так мало кислорода, что сознание теряют через две минуты. Ну а если самолёт разгерметизируется на высоте 10000 метров, давление там настолько ничтожно, что человек погибнет через 30 секунд. Конструкторы самолёта всё предусмотрели. Если произойдёт разгерметизация кабины, то кислородные маски автоматически выпаду сверху багажных полок к лицу пассажиров. И если они воспользуются ими через 15 секунд, они почувствуют себя заново родившимися. Струя кислорода отгородит их от смерти. Вот почему так строго проверяют пассажиров на предмет отсутствия пиротехнических средств, а бортпроводники следят за поведение пассажиров. Так как даже разрушение иллюминатора может привести к печальным последствиям в виду огромного перепада давления между кабиной и атмосферой. Высотная система кондиционирования и наддува самолёта дублирована, если начнётся разгерметизация салона об этом сообщит звуковая сигнализация и показания приборов. Пилот в этом случае, выполнит экстренное снижение до высоты 4000–3000 метров, так что самолёт очень надёжное транспортное средство, где всё до мелочей продумано.