Александр Шаргородский - Сказка Гоцци

Шепшелович услышал, как сабля засвистела в воздухе.

— На кус-ки! На кус-ки!

Мимо кровати летали части шкафа, стола, трюмо. Светлана от ужаса полезла под кровать. Шепшелович от ужаса начал скребсти ковер.

— Мыши! — завопила Светлана и выскочила.

Гоги продолжал крошить мебель и, наконец, приступил к кровати.

Сабля периодически протыкала ее. Шепшелович извивался, уходил, но три раза сабля все же коснулась его.

— Шма Исраэль, — тихо затянул Шепшелович молитву, которую постиг под кроватью в Риге.

И тут все спасла Светлана.

— Гоги, — сказала она, — успокойся! Сталин несгораем. Как несгораемый шкаф!

И Гоги успокоился. Он сел на кровать, свесил волосатые ноги и от бросил саблю.

— Маладец, — сказал он, — умный женщин. Ты какой факультет кончала?

— Философский.

— Фылософский, — задумчиво повторил Гоги, — ну, тогда ложись!

Шепшелович облегченно вздохнул.

В Тбилиси Шепшелович впервые в жизни оказался под двумя мужчинами. Для него это, быть может, было самое тяжелое испытание. Они мычали, они ласкали друг друга до утра, они говорили такие слова, что Шепшелович никогда не решался их повторить. Он затыкал уши, пил литрами «Цинандали», но любовные игры были бесконечны и громки. Когда один узнал, что другой ему изменяет, началось настоящее сражение. Первый хотел зарезать второго, второй, видимо, не желал этого и оборонялся. Шепшелович слышал, как сходились клинки.

— Смерть — за измену! — кричал один.

— Я тэбя больше не люблю! — кричал другой.

— Уу, звэрь! — кидался на него первый.

— Не баюсь! — отвечал тот. — Режь меня, бэй меня, я другого лублу, умыраю, лубя.

— Признавайся, кто, сабака! — первый приставил кинжал к горлу. — Фамылыя или смэрть!

— Шепшелович, — выдавил второй.

Шепшелович от удивления и ужаса потерял ненадолго сознание. Потом ему казалось, что это только послышалось…

Под кроватью в Тбилиси было невероятно жарко и душно, летали какие-то диковинные мухи, ползали загадочные жуки. Шепшелович совершенно одурел от этого, к тому же танцы с саблями продолжались. Не только Гоги, но и другие товарищи рубили кровать, сабля частенько свистала возле уха. Чтобы как-то успокоиться, Шепшелович начал часто пить «Цинандали», расслаблялся и впадал в легкий сон…

Однажды — стояла золотая осень и в окне можно было видеть ветку с хурмой, — завыли сирены, — что-то загудело, засвистело, в комнату ворвались автоматчики с оружием наперевес — и Шепшелович понял, что это за ним. Он поднял руки, правда, невысоко, под кроватью особо не поднимешь, и вдруг в комнату, во френче, при орденах, с горящей трубкой в зубах, скрипя сапогами вошел товарищ Сталин.

Автоматчики три раза прокричали «Ура», и Сталин подошел почти вплотную к Шепшеловичу. При желании Шепшелович мог бы укусить сапог отца всех народов.

— Кра-ват, — поэтически произнес Сталин, — кра-ват моэй юности.

— Ура! — прокричали автоматчики.

— На нэй я скрывался от охранки, — продолжил Сталин.

— Ур-ра, — завыли солдаты.

— Ах, крават, крават, — печально вздохнул Сталин, — а ну-ка, Хасбулатов, сними-ка с меня сапоги, ноги ломит.

Подскочил молодой полковник и ловко снял со Сталина кожаные сапоги.

— Ах, крават, крават, — печально повторял Сталин, — ну, ладно, покажи, Хасбулатов, что ты мне на этот раз приготовил.

— Ввести! — рявкнул Хасбулатов.

В комнату ввели десять девушек, одна прекраснее другой, и выстроили вдоль стенки.

Сталин в шерстяных носках начал принимать парад.

— Здравствуйте, дэвушки, — сладко произнес он.

— Здравия желаем, товарищ Сталин! — хором рявкнули девушки.

— Всэ комсомолки? — осведомился Сталин.

— Так точно!

— Тогда раздевайтесь, товарищи!

Девушки неловко разделись, и Хасбулатов раздал каждой флажок с надписью «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство.»

— Не надо благодарностей, — скромно заметил Сталин, — дэлаю все, что могу. Дэвствэнницы, пожалста, шаг вперед.

Все гордо шагнули.

— Не врэте? — лукаво поинтересовался Сталин.

— Честное комсомольское! — девушки отдали салют.

— Харашо, харашо, вэрю, — улыбнулся Сталин, — школныцы — шаг вперед.

Шагнуло трое.

— Какые классы? — спросил Сталин.

— 10-А! 9-В! 10-Б!

— Я кончил только четыре, — Сталин печально покачал головой, — революцыа звала. Ах рэволюцыа, революцыа…У кого пятерки по истории партии — два шага вперед.

Двое девушек шагнули, но Сталин подошел к оставшейся и взял ее за локоть.

— Как тебя звать, девушка?

— Л-людмила, — ответила та, ноги ее тряслись.

— Пайдем, Людмыла, — Сталин повел ее к кровати.

— Товарищ Сталин, — крикнул Хасбулатов. — Вы не ошиблись, у нее не пятерка по истории партии.

— Товарищ Хасбулатов, — скромно ответил Сталин, — немедленно разденьте товарища Сталина.

Полковник начал снимать с генералиссимуса китель, галифе, трусы.

При виде генеталиев товарища Сталина Шепшеловичу стало дурно.

— Почему, девочка, ты первой лезешь на кровать? — услышал Шепшелович. — Помоги сначала товарищу Сталину.

Раздались стоны, кряхтенье, наконец, что-то бухнулось на кровать.

— Спасыб, — сказал Сталин, — спасыб, теперь сама начынай подъем.

Юное тело легко взлетело на кровать.

Сталин начал раскуривать трубку.

— Скажи мне, — наконец начал он, — в каком месяце произошла Великая Октябрьская Революция?

— В м-марте, — ответила Людмила. Она вся дрожала от страха.

— Правылно, девочка, — Сталин остался доволен. — А ысторыческы мартовскы плэнум?

— В-в… июле…

— Маладэц!! Странно, что у тебя не пятерка по истории партии. Придется расстрелять учитэля.

Сталин молча курил трубку и о чем-то напряженно думал. Людмила сидела, сжавшись в другом конце кровати, не зная, что сказать.

— О чем вы думаете, товарищ Сталин? — неожиданно спросила она.

— Всегда об одном, — ответил Сталин, — о народе. Покажи что-нибудь, дэвочка.

— Я комсомолка, товарищ Сталин, — Людмила зарделась.

— Ну и что, что комсомолка?! — Сталин удивился. — Сколько тэбэ лэт, дэвочка?

— 16.

— А мне — сэмдэсят! А еще джигит, а?!

— Джигит! Джигит!! — подтвердила Людмила.

— Ты меня поздравила с юбилеем?

— А как же, товарищ Сталин.

— Что ты мне пожелала?

— Здоровья, долгих лет, чтоб вы долго жили на радость нам!

— А вот какая-то сволочь, одна сволочь из наших двухсот миллионов замечательных граждан, пожелала мне, чтоб я сгорел. Это не ты, девочка?

— Что вы, товарищ Сталин! — Шепшелович видел, как Людмила подскочила почти до потолка.

— Значыт, не ты? — уточнил Сталин.

— Честное комсомольское!

— А почему же тогда, девочка, он на тебя не встает?

С Людмилой начало происходить что-то ужасное, она задыхалась.