Шон О'Кейси - Современная ирландская новелла

— Не надо, Люси, не надо так, — остановил он ее. — Она же не знала, что в лавку войдут, — пора было запирать. Я как раз собирался помочь ей закрыть ставни. У нее ведь столько дел по лавке. А она не слишком крепкая.

— Она вовсе не похожа на слабенькую! — сказала Люси. — «Интересно, часто ли он помогал ей закрывать ставни?» — подумала она.

Сэм тем временем добросовестно раздумывал над ее замечанием.

— Я не говорю, что она слабенькая. Просто не крепкая.

Последовало долгое молчание.

— Тебе‑то что? Какое это имеет значение для тебя? — спросила она наконец тихо.

— Может иметь большое значение, — задумчиво сказал он. — Потом.

И она с изумлением поняла, что он действительно думает о женитьбе.

— Ну, — сказала она мстительно, — ее это, видно, не смущает, раз она из кожи лезет, чтобы заполучить мужа.

— Не будь такой злой, Люси, — сказал он. — В конце концов, это естественное желание всякой женщины. А кроме того… теперь мне сдается, что она уже давно ко мне неравнодушна.

— Что ее, конечно, извиняет!

На этот раз он не заметил иронии.

— Она очень порядочная девушка, — быстро прибавил он. — От добра добра не ищут.

Что после этого оставалось ей сказать?

— Тем лучше для нее! — сказала она. — И для тебя тоже! Желаю вам не нарадоваться друг на друга. — И, повернувшись на каблуках, пошла домой.

— Ну что? — спросили Луиза и Бэй, подглядывавшие за ними в слуховое окно.

— Все правда, — ответила она. — Он мне сейчас рассказал.

Получилось, собственно, что она сама и утвердила их помолвку. И невзирая на то что ее жизнерадостность и ослепительная внешность остались при ней, она как бы оказалась в тени. Но, странное дело, стоило Моне умереть, и к Люси тут же вернулась ее утраченная роль. Опять она стала той, кем была раньше, — фигурой романтичной, загадочной и манящей. Теперь, когда ее окружали подрастающие племянники и племянницы, интересующихся стало еще больше. Возобновление ее романа с Сэмом явно не давало никому покоя.

— Не думаешь же ты выйти за него замуж! — восклицали с ужасом сестры.

Ее возраст никого не смущал. Даже племянниц и племянников. Все их сомнения относились только к Сэму.

— Он, наверное, уже старый — престарый, тетушка Люси, — сказали они.

— Ему столько же, сколько мне! — сухо возразила она.

— Когда ты видела его в последний раз? — настаивали они.

— Да уж давно, — уступила она и рассмеялась. — Как знать, может быть, он сейчас лысый! — Она решила ни на что не обижаться. — Хотите посмотреть его карточку? — спросила она как‑то, вспомнив про старый выцветший снимок, сделанный во время пикника, устроенного Обществом трезвости. Там были и она, и Луиза, и Бэй, и еще несколько человек, и посредине — Сэм. Она не вынимала фотографию давным — давно. — Какие мы были молодые! — воскликнула она, бросив взгляд на снимок перед тем, как передать его молодежи.

Но они глядели не на лица, а на одежду. Одежда на старых снимках всегда кажется допотопной.

— Который — Сэм? — спросили они.

— Посредине! Вот!

Они вгляделись.

— Ой, тетушка Люси, вы, оказывается, не шутите. Он и вправду лысый!

Тут она немного рассердилась.

— Глупые, как он мог быть тогда лысым? Мы там совсем молодые.

— Значит, волосы у него были очень тонкие, — сказал кто‑то, всматриваясь.

— Очень, очень тонкие, — подтвердила она, стараясь не терять терпения. — Мягкие, как у ребенка.

— Ой, тетушка Люси, ты покраснела! — завизжали они. — Тетушка Люси покраснела!

Совсем как в прежние времена — поддразнивания и намеки, но сейчас Луиза пресекла их:

— Должна сказать, ваша болтовня отдает дурным тоном. Его жена умерла всего неделю назад!

— Две недели, — непроизвольно поправила ее Люси.

Молодежь захихикала. Луиза гневно воззрилась на сестру.

— Ты что же, дни считаешь?!

И тут только Люси поняла, что сейчас все совсем не то, что в былую пору. Конечно, им известна не вся история. Они не знают, что Сэма заставили жениться хитростью. Она никогда не говорила об этом ни единой душе. Хотела было рассказать, но потом спохватилась, что совершила бы предательство по отношению к нему. А она уже тогда была теснее связана узами верности с ним, чем с родными.

Если что‑то и наладится опять между ней и Сэмом, вряд ли им это понравится! Им выгоднее, чтобы она оставалась здесь, в этом старом доме, где всегда жила. Дом, разумеется, принадлежит ей, завещан ей матерью как единственной одиночке в семье. Но чего он стоит? Ничего. Источенный жучком, рассыпающийся в труху — за него не выручишь ни гроша, если задумаешь продавать. С другой стороны, сам участок в будущем, возможно, представит собой немалую ценность. Когда-нибудь они или их дети, быть может, еще извлекут выгоду из того, что сейчас она поддерживает ценой таких усилий. Не будь ее, дом бы давно пропал. И дело не только в ремонте и уходе, но и в сборах и налогах! Что же касается ее родственничков — они являлись и исчезали когда вздумается. Бэй и Луиза бегали взад и вперед, как будто они все еще у себя дома. Им в голову не приходило церемониться. То же и остальные. Даже те, что переехали в другие города, — и те время от времени наезжали к ней: на каникулы или на конец недели. А что говорить о детях! Для них ее дом был сущим каникулярным раем: надежно и безвозмездно! А когда дети подросли, они тоже стали распоряжаться домом как своей собственностью. Так превосходно там заниматься — тишина, монотонный покой. Так превосходно выздоравливать после болезни или операции. Право, дом порой превращался в настоящую частную лечебницу, где они могли отдохнуть и где было кому за ними поухаживать. Эгоисты до мозга костей, все без исключения. Она как‑то не задумывалась об этом всерьез, пока не возник вопрос о Сэме. И особенно противно, что они подняли кампанию против него задолго до всяких событий. Она и сама, правда, считала вполне вероятным, что Сэм вернется к ней, но ей и в голову не приходило, что он появится раньше, чем минет год после смерти Моны или уж по крайней мере около того.

Но когда однажды вечером две недели спустя в дверь постучали, она сразу угадала, что это он! В кои веки она была в доме одна. Разницы, правда, никакой:

Луиза и Бэй всегда так хорошо знали, что делается у нее в доме, как будто стены были стеклянные. И действительно, через пять минут после того, как он сошел с поезда, они об этом уже проведали. А не успел он уйти, чтобы поспеть на обратный поезд, как они все набежали и прямо‑таки напали на нее. Стыда у них нет, что ли?

Но именно в этом они, обвинили ее.

— Стыда у тебя нет, ни капельки стыда, — заголосили они, едва переступив порог.

— Да о чем вы? — огрызнулась она. — Разве не естественно, что он обратился к нам в своем горе?