Шон О'Кейси - Современная ирландская новелла

— Дай я, Люси. А то переутомишься, — предостерег ее Сэм, беря несессер и кладя его наверх на багажную сетку, к остальным чемоданам. При этом он ласково на нее посмотрел. — Совсем не такая уж страшная церемония, правда? — Наклонившись, он похлопал ее по колену. — У тебя ошарашенный вид. — Он засмеялся. — Приободрись, любимая, все позади.

Она и в самом деле была ошарашена. И не только брачным обрядом. Как, например, расценивать абсолютно непонятное поведение родных? Догадались они о назревавших событиях, что ли? Они так хладнокровно приняли новость. Куда девался их страх перед скандалом? А главное, что сталось с их заботами о самих себе? Теперь они думали исключительно о ней.

— Что ж, твое дело, Люси, — сказала Луиза, едва успев открыть им дверь, когда они с Сэмом рука об руку, как было задумано, заглянули к ней после венчания. Луиза им даже рта не дала раскрыть. Только взглянула — и сразу все поняла. Конечно, их появление в такое время дня делало объяснение совершенно излишним. И потом, ее букетик подснежников. Ах, ну да, ну да, у Сэма в петлице тоже был букетик подснежников.

Бэй также не выразила ни малейшего удивления.

— Я этого, в общем‑то, ждала, — сказала она, когда младший отпрыск Луизы сбегал за ней и привел ее к ним. — Ну что же, надеюсь, вы будете счастливы.

— Ну, естественно, мы все на это надеемся, — сказала Луиза.

Позднее, когда Люси и Сэм уже вошли в вагон, а родные стояли за окном на платформе, прощальные слова Бэй были не самого ободряющего свойства.

— Постарайтесь не испортить себе жизнь! — крикнула она, когда поезд начал набирать скорость.

— Все! — воскликнул Сэм и заставил ее высунуться и помахать провожающим, но едва она успела поднять руку, как тех скрыл железнодорожный мост. После этого ей оставалось лишь сесть на место. Сэм не стал садиться. Он закрыл окно и сразу же занялся багажом.

— Я сложу пальто и уберу их наверх, на чемоданы, чтобы не мешали.

Он стоял спиной к ней. Но она и не слушала его. В ее ушах все еще звучали слова сестры: «Тебе лучше знать, что ты делаешь». Но знает ли она, что делает? Что уже сделала? Стараясь утаить свои намерения от других, не утаила ли она их и от себя самой? Она взглянула в окно: мелькавшие плоские поля были ей пока знакомы, но одно за другим они уносились назад, словно исчезая в небытие.

— Ох, Сэм, правильно ли мы поступили? — прошептала она.

Сэм, однако, был целиком поглощен пальто. Ошибкой было выворачивать их подкладкой наружу. Из‑за скользких шелковых подкладок они то и дело сползали с сетки. Пришлось снять пальто и вывернуть их на правую сторону и уже потом положить наверх.

— Вот так, — с удовлетворением произнес он, еще раз осмотрел пальто и только тогда сел. Но, оказывается, он прекрасно расслышал ее слова.

— Занятно, что ты это сказала, — ответил он наконец. — Мона задала мне тот же вопрос. И при тех же обстоятельствах. Но у нее была на то причина. Бедная Мона! Ее счастье всегда омрачала тучка. — Он вздохнул.

— Какая еще тучка? — обескураженно спросила Люси.

— У нее было очень чувствительное сердце, — ответил Сэм. Он сдержанно перекрестился. Люси, сидевшая напротив, вынуждена была сделать то же самое. — Она неспособна была наслаждаться счастьем, если при этом не был вполне счастлив другой.

За последние несколько недель имя Моны упоминалось часто, но Люси как‑то не думала о ней. Если на то пошло, она не думала о ней вот уже много лет. Сэм с Моной поженились почти сразу после ловкой проделки с обручальным кольцом, и Люси постаралась, чтобы это произошло в ее отсутствие: она уехала на несколько недель в Лиздунварну, хотя это было не лучшее время года для поездки на курорт. А когда вернулась, окружающие тактично не упоминали при ней о новобрачных. Через какое‑то время из‑за того, верно, что у них не было детей, ей стало казаться, будто их и вовсе нет на свете. Но когда в поезде Сэм заговорил о Моне, Люси вдруг представила себе Мону, какой та была в утро ее брачного путешествия. Они, может быть, ехали этим самым поездом. Может быть, даже в этом самом вагоне! И Мона, возможно, сидела на этом самом месте! Люси внезапно нагнулась вперед.

— Сэм, не поменяешься ли ты со мной местами? — спросила она.

— А что?

— Говорят, сидеть спиной к паровозу плохо, — ответила она. — Может укачать.

Вид у Сэма был довольный, он как раз собрался заложить ногу за ногу.

— Со мной этого не бывает, — сказал он. — Конечно, если хочешь, могу поменяться.

— Пожалуйста, Сэм, — еле слышно сказала она.

Поменявшись с ней местами, он обеспокоенно посмотрел на нее.

— Теперь лучше? Представь, Мона тоже любила сидеть по ходу поезда, хотя, по — моему, уж лучше пусть укачает, чем в глаза залетит уголек.

— Так, значит, она сидела на этой стороне?

— Да, всегда на этой, — добродушно ответил Сэм, — если только вагон не был переполнен. В этом случае…

Но тут поезд загрохотал по туннелю, и конца фразы она не расслышала. А в общем, какая разница, спросила она себя pi приготовилась думать о чем — нибудь другом, как вдруг они опять выскочили на свет. Навстречу ей сбегались зеленые поля, но те же зеленые поля сбегались когда‑то и к Моне. Легко говорить, что в былые годы Мона не выдерживала с ней никакого сравнения, ну а сейчас, — как бы она сама выглядела сейчас рядом с той молоденькой цветущей девушкой? В сердце ее зашевелились новые опасения — она забыла, что для Сэма тот давнишний образ Моны давно заслонен другим, менее привлекательным. Потом, по странному ходу мыслей, она стала думать о Сэме тоже как о молодом и цветущем. «Наверное, я выгляжу ужасно», — подумала она, нервно прикладывая руку к волосам, ко лбу, к щекам. Она неважно спала этой ночью и не привыкла вставать рано. И видец же у нее, должно быть. Она не смела взглянуть в зеркало.

В этот момент Сэм, словно зеркало, вернул ей ее отражение.

— У тебя немного усталый вид, — сказал он и вздохнул. — Мона очень сдала в последние годы. Под конец она выглядела прескверно.

Люси пристально на него посмотрела. Беседовать о Моне вряд ли было сейчас лучшим средством успокоиться, но, может быть, это все‑таки лучше, чем думать о ней.

— Я так ее больше и не видела, — сказала она, — после того как…

Ей не понадобилось заканчивать фразу. Он понимающе кивнул, — А она, знаешь, оказалась вполне крепкой, — сказал он просто, как ни в чем не бывало. — Я раньше думал иначе, но ошибался. Мона способна была проворачивать уйму тяжелой работы. Уж это проверено. На первых порах с деньгами у нас было не густо, и она старалась сэкономить каждую копейку. Часто я ложился спать, а она оставалась еще возиться внизу. И знаешь, что она делала? Вощила мне воротнички или чистила башмаки. Ей удержу не было, когда она принималась за работу. Но под конец, — он тяжело вздохнул, — под конец ее изнурили беременности.