Шон О'Кейси - Современная ирландская новелла

— Заткнись! — угрожающе сказал Питер.

— Ну, чьи? Я никому не скажу. Честно. — Он смотрел на Питера с лукавым любопытством. Потом зашептал: — Я знаю, они не твои, но я никому не скажу.

Мы сидим на одной парте. Мы — друзья. Скажи, не бойся.

— Коту за любопытство прижали дверью хвост, — сказал Питер.

Но у Суэйна на это был готов ответ. С хитрой улыбкой он отпарировал:

— Зато, прознавши тайну, окреп он и подрос.

— Раз уж тебе так невмоготу, — сказал Питер, устав спорить, — сапоги отцовы. Но если ты кому‑нибудь заикнешься об этом, я из тебя котлету сделаю. Попробуй только пикни…

Суэйн, удовлетворенный, откинулся на спинку скамьи.

Мистер О’Рорк объяснял, как вероломно со стороны англичан было отравить Югана Роу. Но чего, кроме вероломства, можно от них ждать?

— «Копыто коня, — процитировал он, — рог быка, улыбка сакса». Вот три опасности. Оливер Кромвель читал Библию в то самое время, как четвертовал младенцев на глазах у матерей. Нам говорят: давайте про все забудем. Но мы сможем забыть лишь тогда, когда обретем свободу. Наш родной язык, сладостный гэльский teanga [29] Язык (ирл.). вновь должен стать всенародным языком. И общий долг наш — учиться и работать во имя этой цели. А тем, кто не успевает, у кого не хватает времени, нужно показать, как его найти, не так ли, Фаррел? — сказал мистер О’Рорк. Ребята засмеялись. Но тут вновь пробили часы, и мистер О’Рорк был вынужден отложить плач по Югану Роу до другого раза. — Математика, — провозгласил он. — Ceimseachta [30] Геометрия (ирл.). .

Питер надеялся, что во время большой перемены дождь все еще будет лить и они останутся в классе. Но когда громко зазвонил звонок и мистер О’Рорк распахнул окно с матовыми стеклами и выглянул наружу, дождь уже перестал. Они повалили всем классом вниз по лестнице, теснясь и толкая друг друга. Чтобы не упасть, Питер держался рукой за перила. На ступеньках сапоги казались еще больше. Он прямиком направился в уборную и оставался там, пока старик монах, которому из туманных соображений нравственности вменялось присматривать за этим местом, дважды туда не заглянул. Во второй раз он сказал Питеру:

— Господи, мальчик, иди сейчас же на свежий воздух к товарищам. Брысь отсюда… брысь, — и уставился ему в спину недоуменно и подозрительно.

В то время как Питер разворачивал завтрак, к нему подошел Диялон. «Ужели враги убили Югана Роу О’Нила?» — процитировал он.

— Заткнись, — сказал Питер.

Диллон взял его под руку.

— Ничего себе порцию ты получил, — сказал он. Затем добавил с неподдельным восхищением: — Зато держался ты — что надо! А ведь он целил стегануть повыше. Но ты ему не поддался. Молодчина. Господи, когда я услышал, что он тебе еще четыре штуки прибавил, я стал молиться, чтобы ты не заревел.

— Я еще ни разу не ревел, — заявил Питер.

— Знаю, но он лупил со всей силы. Не надо было тебе говорить, что ты не успел.

— Он все равно не заставил бы меня реветь, — твердо сказал Питер. — Разбейся он хоть в лепешку, не заставил бы.

О’Рорк крепко его отлупцевал, верно, да что поделаешь! Если он пожалуется родителям, они скажут только, что он получил по заслугам. А по — настоящему заработала это мать.

— Но ты держался что надо! — с жаром повторил Диллон. Они прохаживались под руку. — Невезучий мы народ — ирландцы, — добавил он рассудительно. — Отец частенько это повторяет.

— И не говори! — от души согласился Питер.

— Взять хотя бы нас. Сначала Кромвель спускает с нас шкуру за то, что мы чересчур ирландцы, а теперь Рорки задает взбучку за то, что мы недостаточно ирландцы.

— Что правда, то правда. Столковались бы уж они как‑нибудь между собой!

Дружеская рука Диллона успокаивала Питера.

— Это отцовы сапоги, — признался он вдруг. — У моих дырки на подметках.

Ему стало легче.

— Ну и что с того, — подбодрил его Диллон. — По мне, они выглядят нормально.

Когда они проходили мимо водопроводных кранов с подвешенными на цепочках кружками, кто‑то крикнул:

— А вот и Фаррел!

Питеру в нос полетела хлебная корка.

— «Цезарь высылает гонца», — пробормотал Диллон. Их обступили. Кленси сказал:

— Эй, парни, а на Фарреле сапоги не свои.

— Кто тебя в них вставил?

— Подождите‑ка, — сказал Кленси. — Полюбуемся, как он в них ходит. Ну‑ка, пройдись, Фаррел.

Питер начал медленно пятиться к стене. Он пятился шаг за шагом, пока не натолкнулся спиной на водоразборный стояк. Диллон отошел вместе с ним.

— Отстань, Кленси, — сказал он.

Суэйн тоже был здес — ь — котишка, прознавший тайну. Он ухмылялся.

— Откуда они у тебя, Фаррел?

— Он их стибрил.

— Нашел на помойке.

— Пусть он пройдется, — настаивал Кленси. — Ну, давай, Фаррел, пройдись.

— Это мои сапоги, — сказал Питер. — Просто они мне немного велики.

— Не стесняйся, Фаррел, скажи, чьи они!

Ухмылки стали шире.

— Это его отца сапоги, — сказал Кленси.

— И вовсе нет, — возразил Питер.

— Не нет, а да, он сам сказал Суэйну. Правда, Суэйн? Ведь он же сказал тебе, что сапоги отцовы?

Суэйн стал бочком отходить назад.

— Ну, да, — сказал он, — говорил.

— Слушайте, парни, — нетерпеливо сказал Кленси. — Давайте заставим его пройтись. Я предлагаю…

В этот миг Питер с криком прыгнул на Суэйна. Его кулак вдребезги разбил очки. Когда они катались по мокрой земле, Суэйн разодрал ему ногтями щеку. Питер увидел под собой белое от испуга лицо. В неис товстве он лупил по нему, пока оно не покрылось кровью и грязью.

— Господи, — с испугом воскликнул Кленси. — Поглядите‑ка! Очки! Оттащите его, ребята.

Мальчики принялись отдирать Питера от Суэйна, а он молотил их руками и ногами. Он неуклюже молотил их ногами в больших сапогах, из‑за которых и заварилась вся каша. Нос и губы Суэйна были разбиты в кровь, пришлось отвести его к водопроводному крану умыться. Диллон, единственный союзник Питера, кое‑как почистил ему одежду и поправил галстук и воротничок.

— Ты разбил ему очки, — сказал он. — Хороший скандал подымется, если старик Куини увидит его после перемены.

— Плевал я на Куини.

— А я нет, — с чувством сказал Диллон. — Он всех нас четвертует на глазах у матерей.

Они сидели, молитвенно сложив руки, а брат Куинлан читал им с кафедры духовные наставления. Суэйн не поднимал покрытого синяками и ссадинами лица. Без очков у него был какой‑то оголенный, увечный вид, словно он остался без бровей, или без носа, или без глаза. После драки они с Питером не обменялись и словом. Питер ни на секунду не забывал о своих сапогах. Он был готов провалиться от унижения сквозь землю. Мать думала только о том, что они уберегут его от дождя. Как ей понять, что он бы лучше ходил с мокрыми ногами. Над тобой не смеются, когда у тебя мокрые ноги.