Ольга Чайковская - Счастье, несчастье...

Человек должен выйти в жизнь с крепким нрав­ственным стержнем, не может он плыть по жизнен­ным волнам, крутясь, как щенка, в водовороте страс­тей, жить, мотаясь из стороны в сторону, притягиваемый любыми соблазнами, подчиняясь любым вли­яниям, бессильно сдаваясь на любые условия, пред­ложенные судьбой. Внутреннюю стойкость надо в него вложить, ту стойкость, которая позволит ему занять достойную позицию и в данном социальном процессе, и на данной коммунальной кухне. В том и состоит задача семьи. Это она являет собой первохранительницу нравственных правил, это она долж­на вложить их в сознание ребенка, чтобы правила эти вросли в сознание и развивались вместе с созна­нием, она формирует характер и отвечает за него. Между тем она предоставлена самой себе на трудных нравственных путях, вынуждена идти ощупью, решать жизненные задачи методом проб и ошибок, что порой дорого обходится,— вспомним, каким страш­ным опытом далось Элле Степановне понимание того, что мать не имеет права говорить бесшабаш­ных слов.

Семье нужна и возможна помощь — сколь бы ни были мы индивидуально неповторимы, все же доста­точно в нас общего, чтобы можно было говорить о науке жизни, отвечающей на вопросы, которые рано или поздно встают перед каждым. Нам нужны не только общие постулаты, но и тончайшие разра­ботки, может быть, даже рекомендации. Ведь тучей идут на человека вопросы. Как разобраться в себе самом? Что делать с собой в часы тоски? Как остано­вить себя в минуту гнева? Что делать, если поднима­ется в душе ненависть, жажда мести? Как вести себя в тот трудный — начальный — период брака, когда потухает влюбленность? Как поступить, если жад­ность, алчность разгорелась в душе и сил нет как хочется любыми путями получить в собственное вла­дение дачу или машину или какое-нибудь другое имущество? — как справиться с этими недостойными чувствами и соблюсти достоинство? Как сладить с эгоизмом, своим и другого? Как разобраться в пу­танице отношений, как разрешать конфликты, га­сить обиды, когда прощать, а когда нельзя? На все эти вопросы, сколь бы ни были они конкретны, могут быть ответы, общие для всех.

Мы мало изучаем повседневность. Мало иссле­дуем пороки и страсти человеческие. Самих себя знаем плохо, подчас не в силах предсказать собст­венных поступков. Многие годы нас не только не учили самоанализу и самоконтролю, но эта важней­шая работа духовной «сангигиены» была зачислена в графу интеллигентского самокопания и рассмат­ривалась как некая слабость. Вот так и получилось, что мы утеряли многое из нравственного опыта пред­шествующих поколений, прервалась нить нравствен­ной мысли, нравственных споров, нет в нашем соз­нании ни Марка Аврелия, ни Руссо, ни Толстого, ни Швейцера с их напряженными, подчас мучитель­ными нравственными исканиями (тут важней всего поставленные вопросы, но иногда и ответы). Русская литература дает нам замечательные образцы нравст­венных исследований, стоит вспомнить «маленькие трагедии» Пушкина — как не воспользоваться нам пушкинской проницательностью, когда, например, раскрыл он нам душу завистника — этот сплав злобы, хитрости и боли. С той же проницательностью разглядел он и самый механизм зависти, излюблен­ный прием этого порока рядиться в одежды добро­детели — не только перед другими, но и перед самим собой. Кажется, никогда еще не было показано миру, с какой мощностью включается в душе аппарат са­мооправдания, с какой бешеной страстью и болью работает! Вот что должно бы стать предметом семей­ного чтения — и дивная красота пушкинских строк поможет тут нравственной работе. А Чехов? А Досто­евский? Используем ли мы их духовный опыт?

И что-то не слышно нынче нравственной пропо­веди, горячей, увлекательной, которая говорила бы с человеком о самом для него важном — о том, как прожить ему его единственную жизнь.

Мы говорим, что семья должна быть первой и глав­ной хранительницей нравственных традиций народа, а на практике, увы, не раз видели семьи, лишенные внутренних нравственных скрепов, отцов и матерей, беспомощных не только перед трудностями жизни, но и перед безумством собственных страстей.

Но ведь и в тех семьях, где преобладает дух спо­койствия и разума, где царит благородная сдержан­ность, где чувства и слова подконтрольны, а нрав­ственная настороженность позволяет увидеть жиз­ненные ошибки (у кого их не бывает!), и здесь могут возникнуть трудные и даже неразрешимые задачи. Вы помните, Отец называл своего Кольку «черным ящиком» («черный ящик» — термин пошел от электромеханики — это устройство, внутренняя структура которого неизвестна, судить о ней можно только по сигналам, получаемым «на выходе»). Ведь то, о чем в семье старались не думать и беспре­станно думали, произошло именно с Колькой, это он был предметом великой тревоги. Вы, может быть, полагаете, что он плохо учился, был ленив, прогу­ливал? Когда бы так! Нет, он как раз учился прекрас­но, особенно по математике. Именно в связи с ней все и произошло.

Однажды Кольку вместе с двумя его товарищами послали на городскую математическую олимпиаду. Задачки на ней оказались очень трудными, ребята потихоньку спросили у Кольки, самого сильного, правильно ли их решение. Нет, неправильно, ответил он и подсказал им решение, которое на самом деле было неверно. Сам-то он, конечно, правильно решил. Колька занял первое место и получил всякого рода награды, ребята не получили ничего. Когда они, разобравшись, поняли, в чем дело, и подступили к нему, требуя объяснений, он и объяснил им с совер­шенным хладнокровием — да, он сознательно дал им неверное решение, пусть живут собственным умом, не надеются на других. «Зачем же было об­манывать!» — закричали они. «А затем, — ответил он улыбаясь,— что мне нужно было первое место».

Точно то же ответил он и дома, когда его призвали к ответу Отец, Мать и Бабушка. «Ты поступил под­ло!» — горестно корили они. Он пожимал плечами. «Ты понимаешь, что делалось в душе твоих товари­щей, когда они поняли твое предательство! Ведь они тебе поверили!» — «Их дело»,— ответил Колька. «Не только их. Смотри, все перестанут с тобой разговари­вать». Он только взглянул — вот уж, мол, чем ис­пугали.

Колькина холодная душа, эта его жесткая хватка, жажда любой ценой дорваться до первого места — вот что пугало взрослых. А Леночка с той проница­тельностью, которая иногда посещает маленьких, ска­зала как-то в очередной обиде, что, наверное, ее брату, как и Каю, попал в сердце осколок зеркала, дьявольского зеркала, которое разбилось и разлете­лось по свету на тысячи кусков (в семье только что прочли вслух «Снежную королеву» Андерсена), и сердце превратилось от этого в кусок льда. Взрослые чувствовали себя беспомощными перед этой ледяной холодностью. С ужасом видели они, что их мальчик в свои пятнадцать лет висит один в своем колодце и не чувствует от этого ни малейшего неудобства. Вот в чем была их вечная тайная боль.