Марчин Вроньский - Нецензурное убийство

— Я здесь, пан начальник, — пропыхтел Фалневич.

Мачеевский глянул на агента.

— Взял в наручники этих, из машины? — спросил он.

— Так точно, взял. А это… Ага…

— Узнаешь? — Зыга поднялся.

— Зельный бы вернее знал, но… — Фалневич заколебался. — Да, пожалуй, тот самый, который облил Ахейцу костюм. Точно!

— Ну конечно! — Мачеевский потер лоб. — А не тот ли это постоялец из «Европейского», который проходил мимо нас в коридоре? Помнишь, прямо перед приходом профессора?

— Он, — кивнул агент. — Морда, правда, как сырое мясо, но это он, пан начальник.

Младший комиссар принялся обыскивать карманы мертвеца и то и дело вытаскивал очередной паспорт или удостоверение личности. Даже не открывая их, протянул документы Фалневичу.

— Я пошел звонить.

И он, опустив голову, двинулся вдоль рельсов. Все шпалы были одинаково грязные, пропитанные пылью и смазкой. И одна повторяла другую, так что, шагая мимо них, можно заснуть на ходу. Но Мачеевскому не удалось бы сейчас заснуть даже в чистой постели, потому что его криминальная головоломка только что рассыпалась. Если это не Леннерт прикидывался Усатым, если Усатый действительно существовал, то о чем все это говорит? Может, он чересчур легкомысленно поверил Ахейцу?…

Он уже почти дошел до переезда. Поднял глаза на дежурного и рефлекторно вынул из кармана полицейскую бляху, хоть этого и не требовалось: железнодорожник видел с ним полицейских в форме.

— Есть здесь телефон? — спросил Зыга.

— Только внутренний, железнодорожный, пан начальник. Такой, обычный, у заведующего есть, но он вчера сломался.

— По внутреннему можно вызвать Люблин?

— И Люблин, и Пулавы, что пожелаете, пан начальник, — улыбнулся железнодорожник.

— Отгоните машины на обочину, ну и этих туда же, — приказал Зыга Фалневичу, а сам закурил папиросу и двинулся за железнодорожником.

Пока тот накручивал диск аппарата, Мачеевский оглядывал тесную внутренность будки. Ее опутывали перекрещенные провода, ведущие к «Детефону» [63] Портативный детекторный радиоприемник с наушниками, производившийся в Польше в 1930–1939 гг. — Примеч. пер. . Дешевые радионаушники были подключены к самодельному усилителю, а тот, в свою очередь, к старой, засиженной мухами граммофонной трубе. Из нее плыл чуть искаженный голос:

…тренние часы имела место перестрелка на окраине Люблина, которая завершилась лихими автогонками по улицам города. Полицейский автомобиль с воем сирены пересек Варшавскую заставу и устремился в погоню за бандитами по шоссе на Наленчув и Казимеж Дольный. Как выяснилось, преступники удрали на «Пежо 201», который перед этим угнали у известного в Люблине юриста, представителя Товарищества промышленников Станислава Леннерта. А тот, отправившись рано утром пешком на условленную встречу в конторе одной из фабрик в предместье Пяски, узнал свою собственность, выезжающую из-за ближайшего здания. Пытаясь вернуть похищенное авто, он подстрелил одного бандита из револьвера, а другого нокаутировал метким боксерским ударом и сдал в полубессознательном состоянии в руки властей. Полицейские искренне поблагодарили пана Леннерта за отвагу и неколебимую позицию, а нам удалось из неофициальных источников узнать, что пан адвокат в молодые годы был вице-чемпионом округа по боксу и занимается этим истинно мужским видом спорта по сей день. Как выяснил…

— Люблин на связи, как вы просили, — сказал железнодорожник, но Зыга нетерпеливо отмахнулся, чтобы не мешал.

…Это был телефонный репортаж нашего корреспондента, командированного в Люблин, напоминаем, в связи с загадочным убийством местного журналиста. Говорит Польское Радио Варшава. Через несколько секунд — музыкальная пятнадцатиминутка со скрипичным трио и…

— Езус Мария! — покачал головой железнодорожник. — Ну и дела!

Мачеевский ничего не сказал. Папироса погасла у него во рту.

Зыга вошел в кабинет коменданта, перечитывая рапорт Томашчика. У него не было сомнений, что одну копию уже вертел в своих коротких пухлых пальцах староста Сальвич, а другие — редакторы газет. Так возникла официальная версия событий минувшей недели. А люди — они всего лишь люди, и больше верят первой новости, чем второй. Тем более что вторая была бы куда как более запутанная…

Мачеевский упрекал себя в том, что недооценил этого пройдоху из бывшей политической полиции. На что он рассчитывал? Что прикрикнет на Томашчика, и тот испугается? А добился только того, что, пока он подставлялся под пули и чуть было не сдох в канаве, всё уже успели разыграть с благословения заинтересованных учреждений и Польского радио. Леннерт стал героем, а несчастный идиот Гайец — психопатическим политическим убийцей, провинциальным Элигиушем Невядомским [64] Элигиуш Невядомский (1869–1923) — польский художник, преподаватель и художественный критик, борец за независимость Польши, убивший первого президента Польши Габриэля Нарутовича. — Примеч. пер. , у которого тараканы в голове. Это звучало логично и подходило всем: журналистам, потому что придавало повседневной грязи прямо-таки кинематографический глянец, а староству — потому что было политически грамотно.

— Вот и вы, — кивнул старший комиссар Собочинский.

— Прошу прощения, пан комендант. Я хотел как можно быстрее отправить в Варшаву отпечатки убитого шефа банды. В нашей коллекции таких нет. Ну и его многочисленные фамилии. У нас он не был отмечен, — добавил Мачеевский.

— Садитесь, пожалуйста.

Не глядя на Томашчика, Зыга занял место напротив него. Политический следователь откашлялся и педантично выровнял стопку бумаг перед собой.

— Как я уже говорил пану коменданту, считаю своим долгом сделать заявление относительно последних событий. Не знаю, должен ли младший комиссар Мачеевский… — он нервно поправил очки, — присутствовать…

— Пан младший комиссар Мачеевский должен присутствовать. Особенно — пан младший комиссар Мачеевский, — подчеркнул Собочинский. — Ему не хватило времени написать формальный рапорт, а потому тем более он должен высказаться.

Томашчик снова откашлялся.

Зыге очень хотелось спросить, не болит ли у того горло, но он сдержался. Скрестил руки на груди и слушал.

— Пан комендант, — снова начал Томашчик, — я, разумеется, отдаю себе отчет, что, по мнению младшего комиссара Мачеевского, а может, и по вашему мнению, я к вам сюда с луны свалился. Но при этом я имею некоторый опыт в политической работе, и то, что здесь творится, для меня непостижимо. Как такое возможно, что при оперативных действиях есть раненые и убитые, что убит главный подозреваемый, без показаний которого у нас нет шансов докопаться до истины? Ну и этот угнанный «пежо»! Хозяин сам заменяет полицию, дает в морду преступнику, но по крайней мере действует результативно. О подобной результативности наверняка мечтают и некоторые из нас… — Он понизил голос и многозначительно поглядел в сторону Мачеевского. — К сожалению, результатом их действий является единственно погоня с дешевыми эффектами. А точнее говоря — с дорогими эффектами, потому что вся люблинская полиция должна за это краснеть от стыда. Ну, и настоящее чудо, что во время погони ни было жертв среди гражданского населения, потому что вы сами, пан комендант, понимаете…