Владимир Мальцев - О том, что сильнее нас

– Лен, ты его любишь?

– Нет!

– У тебя с ним есть общие интересы, общие цели в жизни?

– Нет!

– И ты с ним жить дальше собираешься? Зачем?

– Я должна его из дерьма вытащить!

– Лен, это даже не смешно. Он — сам себя наказал, подлецы должны нести наказание.

– Подлецы — тоже люди! Им тоже надо помогать!

– И ты — ради этого с ним живёшь и жить будешь?

– Да!

– Но ты же его не любишь?

– Если справится — может быть, когда-нибудь и смогу полюбить!

– И детей ему рожать будешь?

– Нет, я хорошо предохраняюсь…

– А когда он опять врать начнёт?

– Он! Этого! Не! Сделает! Он! Знает! Что! Разрушит! Этим! Всю! Мою жизнь! Он меня любит! Любит! Любит!

– Ну а если?

– Я буду изучать под микроскопом каждое его слово. Одна маленькая ложь — и я уйду в ту же секунду.

– Лен, а у тебя самой-то — какая цель в жизни?

– У меня! Сейчас! Одна! Цель! В жизни! Отучить! Мишу! Лгать! И! Подличать!

Ленка, оказывается, вообще не заметила моего ухода. Продолжала разговаривать с Никой как будто со мной. Только уже когда переместились в комнату, да и то сильно не сразу, она заметила, что меня и здесь нет. Спросила Нику, та сказала, что я ушёл. Ноль реакции.

Наверное, самым жутким зрелищем — была та валяющаяся на полу туристическая сидушка пенковая. Ленкина. Забытая здесь три года назад. В течение разговора Ленка ТРИЖДЫ зацеплялась за неё взглядом, и каждый раз, покрутив её перед глазами, произносила ДОСЛОВНО одну и ту же фразу: «Странно. Похоже, что моявещь. У меня была такая же. И цвет такой же. И швы — как будто я сама шила…»

На третий раз Ника не выдержала — принесла Ленкины болотные сапоги и рюкзак.

– Лен, заберёшь?

– А что это?

– Твои сапоги и рюкзак.

– Зачем? У меня есть…

– Затем, что они носят названия «Ленкины сапоги» и «Ленкин рюкзак». И никак больше не называются и не будут называться. А если к тебе нет уважения, этих названий в доме звучать не должно. Значит — уноси!

Молчание.

Пора было включаться мне. Успел немного обдумать. Логика не катит, мягкость не катит, придётся бить.

– Лена, значит, так. Я тебя поздравляю. Ты — хорошая ученица у хорошего учителя. Ты великолепно научилась лгать и подличать.

– Я не лгу и не лгала!

– Вот монитор. Вот моё письмо. Вот твоё письмо. Найди, где я оказался неправ. Найди, где ты написала хоть слово правды.

– Ещё вчера утром всё это было правдой.

– Правды «вчера» и правды «сегодня» — нет. Все твои слова, с первого до последнего, — ложь.

– Нет! Верь мне!

– Чорта с два. Ни единому слову больше верить не собираюсь.

– Ну! Поверь! Ты! Мне! Я! Пришла! К тебе! Как! К Богу!

– Врёшь.

– Нет! Я, наконец, поняла, зачем я пришла в прошлый раз. Я многократно пыталась смыться, не получалось. И я подумала, что если я дам слово тебе — это меня заставит.

– Дала. Нарушила. Опять предала и продала. Что дальше?

– Я не предавала!

– Разве? В каждой ведь мелочи… То письмо январское — ты много раз перечитывала?

– Да!

– Там было чёрным по белому написано, что сюда — только за ВЕЩЕСТВЕННОЙ помощью, но ни в коем случае не за моральной. Было?

– Наверное. Не обратила внимания.

– А было. То есть, ты сюда обманом попала, получается. Для того чтобы опять всех продать и предать.

– Я никогда тебя не предавала — и уж тем более не продавала!

– Лен, тысячу раз было.

– Да поверь ты мне! Ты для меня Бог, ты должен понять! Я всю ночь не спала, думала. Вот и придумала — приду, объясню, ты всё поймёшь. А потом я приведу Мишу, и вы станете друзьями!

Пипец, приехали. Не могу. Антракт. Не прошибается ничем и никак. Ленка в тотальной истерике, орёт опять, кулаками по полу молотит…

Ника пытается ей объяснить про комплекс вины… Про то, что если любишь — предавать нельзя… Про то, как она по всей стране ездила, искала себе мужчину, нашла меня и теперь фиг кому отдаст, так вот именно это, мол, и есть любовь. Про то, что в те места, которые наши с Ленкой, я её не повёз, как ни упрашивала, а то, что Ленка своего повезла, — уже предательство и продажа…

– Володь, ну что мне делать???

– Лен, повторяю. Вот телефон. Три звонка. Первый — матери, которой ты на этот раз объясняешь ВСЁ. Второй — отчиму. Он тоже обязан знать всё. В данный момент, после того что он сотворил, он, как говорят блатные, за пидара канает. Хочешь, чтобы его опять за человека считали — дай возможность исправить. Нет? Почему нет? Ты его пидаром сделала, ничего не объяснив, – тебе и исправлять… Третий звонок — Мише. Объясняешь, что он подонок и что ты не возвращаешься. Паспорт с собой? Остальное – беру на себя.

– Нет!

– Хорошо, буду звонить сам. Давай телефон отчима.

– Я его не знаю!

– Но ты же с ним договаривалась?

– Да, в этом я соврала. Но только в этом.

– Не беда, у мамы спросишь.

– Нет!!!

– Хорошо, спрошу сам.

– Нет!!!!!!! Не надо звонить!!!!!

Хлопает глазами, орёт, визжит, слёзы в три ручья, опять кулаками по полу молотит… Ничего не понимает и ничего не хочет понять. Полный и абсолютный переклин. Хорошо, прибавим…

– Лен, я ведь всё равно позвоню. Не сейчас, так потом.

– Не надо!!! Ну что мне делать?

– Так я ж сказал — вот трубка… Три звонка.

– Нет, я этого не сделаю!

– Как хочешь. Только если я это сделаю сам и потом — оно же хуже будет…

– Ты мне угрожаешь?

– Неа. Просто рассказываю, что я сделаю в любом случае и каковы будут последствия… Лен, последний раз: Миша — твой любимый муж?

– Нет у меня любимого мужа! И не будет!

– Извини, но тогда всё то, что ты делаешь, всё то, как он тебя с потрохами покупает на свои спектакли, да ещё и в придачу покупает всё то, что, по твоему утверждению, для тебя свято, — разве не обычная проституция?

– Володь! Считай! Меня! Кем! Угодно! Сволочью! Стервой! Лгуньей! Проституткой! Единственное прошу — не считай меня наркоманкой!

Опять пипец, опять приехали… Где там Ника-то? Ой, а она подружку, оказывается, вызвала, на кухне тусуются. Помощи теперь ждать неоткуда. Лечь на диван, закрыть глаза, перестать реагировать. Это — всё. Это — нельзя понять. Это — нельзя принять. Надо просто остаться в живых.

Минут через десять Ленка встаёт.

– Ну, я пошла?

– Прощай.

Одевается, уходит…

Иду на кухню. Меня шатает. Тут ещё и Ольга…

– Привет, Володь. А мне тут Ника сказала, что там Ленка была. Знаешь — три года вы с Никой, но три года, как ни зайду, каждый раз не могу отделаться от ощущения, что Ленка тоже здесь. А вот теперь — и живьём увидала. Из-за угла, правда.

– Уже не здесь, Оль. Уже конец. Всему конец.

Приятная дама Ольга. Очень мягкая, очень умная. Потрепались минут десять — и стали расплавленные мозги обратно кристаллизоваться. И вот здесь — как удар молнии. На этот раз я наконец понял всё. Кажется.