Александра Яки - Грусть улыбается искренне

— Станислав Юрьевич! — прокричал Витька, плетясь к доктору. — А вы знаете, что выяснилось?

Врач устремил на него внимательный взор. Витя деловито задрал подбородок и начал пересказ истории, которую поведал Влад.

— Ну дела, — дослушав, Золушкин покачал головой. — Зря, выходит, твоя мама так злилась.

Доктор говорил без особого восторга, что не ускользнуло от Витькиного внимания. Обычно Золушкин был более открыт и эмоционален. Но сейчас в его глазах читалось какое-то безразличие. Даже более безразличное безразличие, нежели в глазах Тим-Тима.

— Так как? — попытался расшевелить его Витька. — Выписывать будете меня с чистой совестью?

— Вить, — Станислав Юрьевич взял мальчишку за плечо. — Присядь-ка.

Ничего не понимая, парень повиновался.

— Я тут говорил с твоим отцом буквально десять минут назад. Я сказал, что недоволен твоими результатами. На противовирусную терапию у тебя ужасная реакция: прыгают показатели крови, поднимается давление, температура. Я бы не решился отпустить тебя домой на амбулаторное лечение. Так считает и Тимофей Тимофеевич, с нами согласился и твой отец. Ты меня понимаешь? Нужно полежать ещё немного.

Уголки рта у парня вздёрнулись в истерической ухмылке.

— То есть выписки не будет? — дрожащим голосом переспросил он и нервно сглотнул слюну.

Золушкин кивнул.

У Виктора во рту всё пересохло, затряслись руки.

— Но я всем сказал, что уже вскоре буду дома! — просипел он, ухватившись за голову. — Как так?!

— Ну, на недельку отдохнуть домой мы тебя всё же отпустим…

— Да на какую на фиг недельку?! У меня жизнь летит ко всем чертям, — парня передёрнуло, нижняя губа предательски дрогнула, и глаза налились слезами.

— Ты мужик или нет? — строго промолвил Золушкин, сурово поглядев на Витьку. — А ну не реветь!

— Да ну вас! — он пнул ногой стенку и, вскочив, как ужаленный, помчался в палату.

Реветь — это не выход. Витька понимал. Как побороть отчаяние, он не знал, поэтому на оставшиеся дни превратился в спокойного, тихого, безразличного и безэмоционального зомби.

— Я не пойму, почему она не хочет извиниться. Гордость? Возможно. Она — мать. Она — старше. Она имеет право, я согласен, в воспитательных целях повышать тон, ругать. Но она ведь была не права. Я не наркоман, — рассуждал Виктор, тащась и шаркая ногами по последнему этажу больничного корпуса.

Небо, на некоторое время прекратившее реветь дождём, выглядело как старая грязная тряпка, не выстиранная и пересушенная на солнце. На окнах дрожали от ветра дождевые капельки.

— Ты же ей сам давал повод усомниться в тебе, — предположила Инга.

— Ну прям там. Не все же, кто иногда пьет и курит, обязательно колются или нюхают! — с нотами недовольства в голосе возразил Витька. — А ты бы меня лучше поддержала, а то защищаешь её. Ты не на моей стороне уже?

— Я всегда на твоей стороне, — улыбнулась девушка, крепко, насколько могла, сжав его руку. — Ты же спросил «почему», вот я и пытаюсь понять, почему.

Витькиных губ коснулась ухмылка.

— Ага. Только я всё равно ничего не понимаю. Неделя уже прошла, как она в курсе, что я не виноват, но ни визита, ни звонка.

— Позвони ей сам. Не будет же мама, понимая свою неправоту, бурчать на тебя.

— Да это глупости. Я не стану, — замотал головой парень.

— Твоё право, — опустила усталый взгляд Инга.

— Осуждаешь? — Виктор, тоскливо задумавшись, незаметно намотал на палец прядь Ингиных волос, до сих пор не понимая, как они могут быть такими белыми.

— Нет, нисколечко. Я и сама не знаю, стала ли бы первой налаживать контакт.

— Ты бы стала! Я ж помню, как орал на тебя, но ты приходила всё равно, прощала всё и вся.

— Это ж ты, — бесхитростно и оживленно она посмотрела Витьке в глаза. — И злился ты тогда не оттого, что злой. Даже не оттого, что вредный. Просто потому, что тогда было плохо.

— Тогда было страшно, — сознался парень. — Было неизвестно, чего ждать. И родители ещё маслица в огонь подливали, и Лика… Вот скажи мне как девушка, какая может возникнуть причина, чтобы некогда было навестить своего парня, который в больнице лежит?!

Инга приостановилась, задумчиво уставившись на мальчишку. В пустынном коридоре обрисовалась нешуточная тишина.

— Не знаю, — сказала она наконец.

— Ну подумай. Ну какая была бы причина у тебя?!

— Послушай, у меня могла бы быть одна причина, у неё — другая. Нельзя же всех под одну гребёнку. Она сама тебе не объясняла?

Витька насупился, надул губы и грустно ответил:

— Говорит, у неё фобия…

— Ну вот. А ты дуешься, — Инга свободно вздохнула.

— Но я не верю в это! — повысив тон, Витька ясно ощутил, как внутри лопается нечто похожее на терпение, и стукнул кулаком о стену так, что у той отскочил кусочек штукатурки.

— Тихо-тихо, — перепугавшись неожиданного порыва, девочка робко взяла его за плечи. — Не кроши казенное имущество. Нельзя быть таким подозрительным.

Он почувствовал, как гнев неспешно, точно горячая вязкая смола, уползает из сердца, хотя тело всё ещё встряхивать лёгкая дрожь. Почему он стал таким нервным и неспокойным теперь? Лика ведь никогда не давала ему поводов для ревности. Да и друзья регулярно приходят, уверяя его, что всё замечательно. С чего столько злости и подозрений? Может, от тоски?.. От того, что не видел свою девушку почти месяц?!

— Я здесь слишком долго, — оправдываясь не то перед Ингой, не то перед самим собой, убито произнёс Витька.

— Да сколько ж тут тебе осталось? — отчаянно спросила она, присев на ступеньку, когда они подошли к лестничной клетке. — Сегодня же выписка.

— Сколько-сколько. Много, — тоскливо вздыхая, Виктор присел рядом. — Золушкин и Тим сказали, что дела мои бяка и ещё месяцок надо поторчать в больнице. Я всё думаю: сколько?! Сколько можно?! Я и представить не могу, как продержусь ещё хотя бы сутки, а они!.. Золушкин обещал, мол, на недельку домой передохнуть всё же отпустят, но что мне та неделька несчастная?!

Замолчав, он прочёл в глазах собеседницы сперва непонимание, переходящее в искреннее удивление, и потом, как венец всему, сочувствие, не наигранное, а самое обычное настоящее сочувствие.

— Почему ты мне не говорил? — чуть слышно произнесла Инга. Её голос странно дрожал.

— Я думал, обойдётся. — прохрипел обессиленно парень и уронил голову на колени. Он и сам не понимал, почему только теперь решил всё ей рассказать. Лишь недавно эти тяжёлые мысли отпустили Витьку, боль утихла, он, попсиховав пару минут, почти смирился с фактом, почти принял то, что маяться в этой тоске, терпя тошнотворные таблетки, капельницы и редкие визиты друзей с передачками, придётся ещё долго. А теперь, ни с сего вроде бы ни с того, чувства накатили с новой силой, заставляя парня в сотый раз уже осмысливать и осознавать, что значит провести в больнице ещё целый месяц! Дикая тоска вперемешку с давящей осенней погодой легла на его спину, придавив сердце, примяв душу, заставив крепко сжиматься внутренне, чтобы не взвыть от досады.