Александра Яки - Грусть улыбается искренне

— Да уж. Косяков как раз у тебя немало было, — вздохнул отец, бросив философский взгляд за окно. — Из-за них-то мы и доверие потеряли.

— Согласен, — расхлябанной походкой Витька отошёл к противоположной стенке. — Понимаешь, подросток стремится не столько повзрослеть, сколько к тому, чтоб его взрослость была замечена. Кто-то отлично учится, и его хвалят. Кто-то выиграл чемпионат области по лёгкой атлетике, его тоже хвалят. Кто-то лучше всех рисует, а кто-то — играет на пианино. Их оценивают по высшему разряду. Общество взрослых их признаёт. Это и есть главное для нас, — парень перевёл дух. — А когда ты толком ничего не умеешь, не можешь или можешь, но пока ещё не раскрыл в себе потенциал, то ты — серая масса, тебя не замечают, не выделяют, не видят. И тогда… Тогда ты сам находишь такую среду, в которой ты будешь признан. Ведь в компании, где двоечник, дурак, хулиган, урод и кутила — это классно, ты можешь стать королём! Ты чувствуешь себя уверенно, ты герой.

— Ты о себе? — тихо переспросил Александр Игоревич.

— А о ком же? — Витя сел на корточки. — В восьмом классе немного разленился, упустил важные темы, не понял, не догнал… И так одно за другим всё покатилось. Учителя поставили клеймо «слабенький ученик». Мама с собрания приходила: «Вот! Всех хвалят, а тебя нет, все то, а ты сё». И я решил, что так оно и есть, что я — сё! А потом оказалось, что это даже прикольно — быть сё. Никаких границ: ни мораль не сдерживает, ни правила. Делай, что хочешь, — мальчишка закрыл уставшее лицо руками. — А в больнице не осталось никого из той жизни. Тут никто не знал, что я — сё. Инга говорила, что я умный и воспитанный, а мне впервые за много лет хотелось в это верить. То аморальное общество, в котором я крутился последние годы, наклеило на душу своего рода шелуху: пьянки, гулянки, разврат — всё это добавляло и добавляло в шелуху слоёв. За ней уже и перестало быть видно меня настоящего. Былое воспитание и моральные принципы, вложенные когда-то в ещё чистое детское сердце, поблёкли под этой плёнкой… Но мне повезло! Я избавился теперь от скорлупки и вспомнил это. А если в таком, как Лёшик, изначально не было ничего хорошего, так ему не от чего избавляться, шелуха — его естественное состояние, его второе я.

Виктор замолчал и, тяжело дыша в шоке от того, что сам только что высказал, поднялся на ноги.

— Пап, я на вас не злюсь совсем. И вы с мамулей обсудите дома всё спокойно, ведь скоро Новый год. Не хочу, чтобы мы встретили его с какими-то непонятками на душе.

Тимофей постучал в двери.

— Доброе утро! С наступающим! — прогремел он, заходя к Виктору, и тот, сперва открыв рот от удивления, а потом ошалело сглотнув, разразился диким смехом: Тим-Тим, этот всегда серьёзный и грубый врач, стоял перед ним с белыми, мягкими заячьими ушами на голове.

— Тимофей Тимофеевич! — парень едва не начал икать от хохота. — Как же вы так перевоплотились?

— А тебе не говорили, что под Новый год случаются чудеса? — отшутился доктор. — Ты мне лучше скажи, есть ли у тебя температура?

— Нет, — Витька гордо показал градусник.

— А давление Тамара мерила?

— Да. Как у космонавта!

— То есть ты к празднику готов, — улыбнулся Тим-Тим. — У нас, конечно, не как дома, но стол накроем, песни попоём, фейерверки посмотрим.

— Жаль, без ёлки, — насупился немного парень. — Голову бы вашему руководству за лень оторвать.

— С радостью оторвал бы, — неожиданно выдал всегда правильный Тимофеевич. — Хотя я бы на твоём месте не унывал. Сходи в игровую, и поймёшь почему! Да, и хватит валяться в постели. Все уже давно на ногах, готовятся к празднику.

Едва за врачом захлопнулись двери, Витька счастливо потянулся и, подпрыгнув, со всего маху завалился на пружинистую кровать. Как забавно солнце на пару со сквозняком играло куцей шторкой! Как беспардонно растаптывали голуби утренний иней на подоконнике, оставляя причудливые следы. Как привычно во дворе лаяли собаки и слышались хозяйские: «Ко мне!», «Рядом, кому сказала!»

Как по-домашнему тепло Витя думал об игровой, о том, что стол там уже застелили белой накрахмаленной скатертью, а Тамара заворачивает последние подарки от «Деда Мороза» для малышей.

Парень вскочил, чувствуя бурный прилив энергии. Сердце колотилось и готово было выскочить наружу. Поразительно, как всё вокруг, ранее такое чужое и ненавистное, стало теперь самым родным и таким тёплым, что мальчишке сгоряча хотелось назвать всё отделение домом.

Возможно, так действовали какие-то лекарства, возможно — предпраздничная суета. Он выбежал в коридор, поскакав вприпрыжку, и понял, что радость летает в голове избалованными звонкими стрижами и сдерживается внутри одним только чувством гордости, дабы не выскочить и не пуститься в бешеную скачку по столам, окнам и стенам, потолку и люстрам.

Дверь игровой была совсем близко. Что удумал Тим-Тим? За последнее время Витька уже наслушался загадок: то Инга интриговала чем-то таким, чего ему пока знать нельзя, то Тимофей. Но если уж Инга по жизни была из тех девушек, которых чёрта с два до конца разгадаешь, то доктор не на шутку удивлял. Ещё пару недель назад Витька ни за что бы не подумал, что у этого человека есть хотя бы зачатки фантазии, но теперь он мог уверовать даже в то, что Тимофеевич соорудит в игровой комнате шатл для полёта на Марс. Тим-Тим, Загиб Петрович, Монстр. Одичавший человек, не имеющий, кроме любимой работы, ни жены, ни детей. Каким он мог быть, как не таким? Немного настырным, дотошным, самоуверенным. Но добрым, как оказалось.

Витька, пропитанный сказочно-новогодним настроением, светился, как атомный гриб. Он резко распахнул двери и вместе с приятным утренним светом погрузился в настоящую праздничную атмосферу. Тамара с Алевтиной Фёдоровной сервировали стол, Инга, Яна и Оля старательно выкладывали на большое блюдо фрукты: мандарины, апельсины, бананы, киви. Колька — Сашкин сосед-увалень — своими медвежьими ручищами пытался завязать тюль в красивые узлы, как было нарисовано в журнале. А Шпала благодаря исполинскому росту устанавливал звезду на самую верхушку пушистой зелёной сосны.

Витя обалдел: ещё вчера праздничным деревом тут даже не пахло, а руководство больницы отмахивалось, не желая тратить на это силы. А теперь распрекрасная, высокая и пахучая сосна стояла в углу, уже заваленная цветными коробками. Над подарками властно колдовал «ушастый» Тим-Тим.

— Витя, — с напускным укором обратился он, подняв глаза на вошедшего. — Закрой рот, а заодно и двери.

Не хочу, чтобы наша малышня раньше времени увидела подарки. Как им потом объяснять, что Дед Мороз вконец обленился и решил заскочить пораньше, чтобы ночью выспаться.