Андрей Портнов - Автово

— Это нам подходит, — ответил я, — всё очень хорошо. Большое вам спасибо.

Не успела Наташка растянуть свои губы в улыбке, как к ней вплотную на полусогнутых подошёл Владик.

— Вот оно, началось, — шепнул на ухо я Рудику, — учись.

— Э-э, Наталья Андреевна, в знак особой признательности мы хотели бы преподнести вам небольшой презент из Астрахани — настоящую астраханскую воблу! Вот, это вам!

— Ой! — хихикнула она. — Ну, что вы, спасибо, спасибо!

— Кушайте на здоровье! — решил вставить своё слово и я, показав свои зубки.

— Спасибо!

— А когда оформиться можно будет?

— Вы сейчас идите к себе и пока перетаскивайте вещи, а потом, когда отдадите мне ключи от 214-ой, мы всё и оформим.

— Спасибо, — ещё раз сказали я, и мы ушли.

— Ну, как я? — спросил на Владичка по дороге.

— Молодец, молодец, мы гордимся, что будем жить с тобой в одной комнате.

Придя в себя, мы тут же принялись за работу. И довольно быстро все наши вещи перекочевали из 214-ой в 215-ую. Кроме того, мы перенесли все матрацы с подушками, так как в 215-ой таковых не наблюдалось. Мы выбрали самые лучшие стулья, а остальной хлам перенесли в 214-ую.

— Ну, вот и всё, — сказал я, когда переезд закончился полностью, и мы без сожаления распрощались с 214-ой, которая так негостеприимно встретила нас в первую ночь, — теперь эта наша комната! Наша 215-ая!!!

Взяв в последний раз ключи от 214-ой, мы снова пошли к Наталье Андреевне.

Уже после того, как мы подписали последний документ, я спросил её:

— А вы не могли бы дать нам ещё один ключ, если, конечно, у вас такой есть. А то как-то неудобно — на троих всего один ключ.

— Вообще-то, второй ключ всегда должен быть у меня, — лукаво улыбнулась Наташка, — ну, да ладно, берите.

Получив второй ключ, мы рысью побежали наверх, и, встретив кого-нибудь из наших по пути, приглашали взглянуть на нашу новую хату.

— Ничё, ничё, — говорили все, кто заглядывал к нам.

— Только чё это у вас с замком? — полюбопытствовал Рябушко.

Действительно, с внутренней стороны, то есть со сторон комнаты из замка торчала какая-то трубкообразная металлическая хренотень. И именно этой хернёй нужно было закрывать замок двери, тогда как с наружной стороны дверь отпиралась обыкновенным ключом. Сверху оного замка находился серовато-белый массивный замок, который, к сожалению, был сломан. Так что приходилось довольствоваться только нижним.

— Да это так, — ответил Владик, — конструкция у него такая особенная, новейшая технология, понимаешь. Мы тут уже потренировались немного, и теперь каждый запросто открывает его туда и сюда.

— Ну, когда убираться-то будем? — как бы невзначай спросил я, когда Рябушко ушёл.

— Только не сегодня! — заорали хором Владик с Рудиком, — уже поздно и спать скоро пора.

— Ну, тогда я немного подмету.

И взяв в руки драгоценный веник, который я, разумеется, не забыл взять из 214-ой, я молча стал мести. К счастью никаких кошачьих колбяшек здесь не было, так что управился я быстро.

Не успел я поставить веник в угол, как к нам зашёл Султан и робко спросил:

— Слышь, у вас веник есть?

— Ну, есть, — ответил я.

— Слышь, Андрюха, дай, пожалуйста, на время. Я потом принесу обратно.

— Да на! — сказал я и отдал Султану их собственный же веник.

После этого мы стали решать, когда бы нам основательно здесь прибраться, ведь это было просто необходимо.

Ещё вчера Гармашёв дал нам расписание занятий, где все мы, к величайшей нашей радости, обнаружили три выходных в неделю. Воскресенье — это, конечно, закон, суббота — это тоже закон, но только здесь, в Санкт-Петербурге, не чета Астрахани. Здесь по субботам учатся только какие-то единицы. Ну, и, наконец, среда. В среду у нас был ДКП — день курсового проектирования. В любом случае в эту первую среду, пока ещё не было никаких заданий, нас никто не посмеет эксплуатировать, поэтому именно этот день мы и решили посвятить уборке, решив, что завтра нам ещё один день придётся провести в грязи и пыли. После института об уборке не могло быть и речи, так как этим надо было заниматься основательно и потратить на это целый день.

Как уже было сказано выше, в комнате находились четыре кровати. Мы выбрали себе по одной, причём я, наученный горьким опытом, выбрал ту, которая стояла дальше всех от окна, а на пустую, четвёртую, мы побросали свои чемоданы.

Итак, 214-ая сослужила нам хорошую службу. Если бы не она, не видать бы нам этой четырёхместной комнаты на троих. Как говориться — нет худа без добра. Правда, для этого нам пришлось пожертвовать собой и провести одну ночь у разбитого окна в тридцатиградусный мороз. Но жертва того стоила. Теперь, по сравнению с 214-ой, наша 215-ая была настоящим футбольным полем.

Эту ночь мы тоже спали на казённых простынях, так как без одежды спать не рискнули. Хотя все стёкла были целыми, и батареи чуть грели, в комнате всё равно было холодно. Но с 214-ой не сравнить! Ведь там мы ночевали как будто на улице.

— А вы знаете, — сказал я, когда мы уже легли спать, — я ведь уже лет пять не спал на односпальной кровати. Ведь у меня дома двуспальная. Вчера у меня всё затекло.

— Думаешь от этого? Забыл, какие вчера тропики были? — съехидничал Дима.

— Не подкалывай, я серьёзно. Я привык, чтобы ноги и руки у меня были раскинуты во все стороны, а тут их и деть-то некуда. Наверное, сегодня опять не усну.

— Привыкнешь, — сказал Владик, и мы, окончив разговор, сосредоточили все свои силы, чтобы попытаться уснуть.

На следующее утро я опять проснулся до будильника, так как все мои конечности буквально посинели от неподвижности и холода, хотя за ночь мы немного надышали, и к утру стало чуть теплее.

Конечности не двигались, но вставать надо было обязательно. И как только я попробовал пошевелить ногой, как тут же раздался жуткий скрежет, который в тишине прозвучал как гром среди ясного неба.

— Всё, — в испуге подумал я, — ноги заржавели в этом чёртовом климате. Теперь буду ходить как Самоделкин.

Но, поразмыслив немного, я пришёл к выводу, что не всё так уж и плохо, и что, скорее всего, это заскрипели не ноги, а идиотские пружины кровати.

Успокоившись, я попробовал встать, и вдруг, словно тысячи маленьких иголочек вонзились мне в ноги. Кровь возвращалась в мои застывшие жилы. Ещё вдобавок к этому сильно болела голова, чувствовалась ломота во всём теле, и, вообще, состояние было хреновое. Я пощупал лоб — температуры пока не было.

— Вот и первая ночка начинает сказываться. Хорошо хоть, что у меня температуры почти никогда не бывает.

Действительно, последний раз температура была у меня в классе седьмом. С тех пор все мои болезни заключались в выделении соплей из носа и слёз из глаз. Моё лицо распухало до невозможности, но термометр упрямо показывал 36,6. Из-за чего ни один врач не желал выдавать мне справку.