Андрей Портнов - Автово

А теперь такой удар!!!

Хромоножка указал мне на какой-то фрагмент в чертеже и спросил:

— Что это?

Чёрт возьми! Да откуда я могу знать, что это такое, если я один к одному всё перерисовал с учебника, абсолютно не вдумываясь в детали. Да и некогда уже было.

Я молчал, что вызывало крайнее раздражение у Симоненко.

— Что? Вы не знаете, а чего тогда рисуете? Идите, сядьте куда-нибудь и подумайте!

— О, знакомая фраза, — подумал я, и передо мной предстал образ пингвина. Однако, я сел и уступил место Рудику. Хромой развернул его чертёж, и только чудом крик не вырвался из его губёнок.

Хотя я и не асс в чертежах, однако, даже я считаю, что черчение и Рудик — понятия, полностью исключающие друг друга. Мои же чертежи Дима считал чуть ли не шедевром и откровенно восхищался ими. Мне было, конечно, приятно, тем более что все остальные на них просто плевались или предлагали послать их на выставку авангардного искусства. А когда, ещё будучи в Астрахани, один сайгак по «Деталям машин» сказал Рудику, что ему надо было поступать в пединститут (разумеется, после того, как взглянул на его чертежи), то после этого Дима окончательно возненавидел черчение каждой своей хромосомой.

Этот чертёж произвел на Симоненко такое впечатление, что мгновенно поняв, что он имеет дело с полными дубами, он даже не захотел с нами возиться, схватил Рудиковскую зачётку и поставил ему «уд». Потом позвал меня и, не дожидаясь от меня никакого ответа, поставил мне тоже самое.

— Всё, до свидания! — сказал он нам, давая понять, что не желает иметь с нами больше ничего общего.

Однако, мы и не думали уходить.

— Что-то ещё? — нервно спросил хромоножка.

— Зачёт, — ответил я.

— А вы к нему готовы?

— Да!

Разумеется, ни к чему мы не были готовы, изучили всё так, поверхностно. Но, видя, как сейчас разворачиваются события, я надеялся на такое же быстрое получение зачёта. Однако, Симоненко воспринял это как вызов и задал самый изощрённый вопрос. Тут я понял, что явно переиграл, на сегодня впечатлений и так достаточно, поэтому, сказав: «Мы придём в следующий раз», я и Рудик потопали прочь.

До отъезда оставалось каких-нибудь 3–4 дня, а мы так до сих пор и не получили зачёты. Вместе с нами товарищем по несчастью был Султан. Правда, у него времени было предостаточно, так как ни в какую Астрахань он ехать не собирался. На зимнюю сессию сюда на днях должна была приехать Катя, и он свои каникулы собирался провести вместе с ней.

На этот раз все уезжали крайне несгруппированно — по 2–3 человека и в разные дни. Я же лично должен был ехать только с Рудиком. Сегодня же уезжал Владик вместе с 3–4 счастливчиками, которые полностью сдали сессию. Ну, а мы: Султан, Рудик и я пошли на очередное растерзание к хромоножке.

Надо сказать, что на этот раз я подготовился основательно и даже запомнил все рисунки (что для меня крайне удивительно и почти невозможно). Видимо, так подействовала на меня критическая ситуация.

Извращённый Симоненко задал мне коварный вопрос, ответ которого заключался именно в рисунке, который я очень даже хорошо помнил. Приятно было видеть удивлённую рожу хромоножки, когда я ему поднёс под морду правильный ответ. Моя же очередь удивляться наступила тогда, когда, даже не требуя объяснений, он быстренько поставил мне зачёт.

— Вот и всё, — думал я, вдыхая зимний морозный воздух, возвращаясь в общагу. — Сессия закончилась! Наконец-то!!!

Я всегда испытывал неимоверное облегчение после последнего экзамена или зачёта. Это ни с чем не сравнимое ощущение свободы дано познать только студенту. Так было каждую сессию. И хотя я знал, что впереди снова и снова опять нас будут ждать эти экзамены, перед каждыми каникулами возникало чувство свободы, радости и облегчения. И сейчас я чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Ну, а то, что много «троек» — ничего, значит, так было уготовано мне судьбой…

Провожать Владика мы не пошли, так как свои вещи он спокойно мог дотащить и сам. На этот раз мы уезжали всего недели на 2–3, а не как прошлым летом — на 2 месяца. И даже в камеру хранения ничего сдавать было не нужно. Как я уже упоминал, на днях сюда должна была подъехать Катя. После того, как она уехала, мы вели с ней небольшую переписку. И вот в последнем письме я предложил ей (конечно, с согласия Владика и Рудика) на время сессии поселиться в нашей 215-ой. Катя предложение приняла и тем самым сильно облегчила наше положение. Теперь, когда в наше отсутствие в комнате будет жилец, за вещи беспокоиться не стоило.

Владику Катю увидеть было не суждено, а вот нам с Димой предоставлялся этот шанс, но всего лишь одно мгновенье, потому как Катерина приезжала как раз в день нашего отъезда. Так что на встречу и обмен мнениями нам полагалось каких-то 2–3 часа.

Ну, а пока нам с Рудиком оставалось только радоваться тому, что уже второй раз за этот семестр мы остаемся в комнате одни без ночных побочных отхаркивающих эффектов.

У нас в запасе было целых три абсолютно спокойных дня, и каждый решал, как лучше и с максимальной возможностью использовать это свободное время.

Рудик решил посвятить его туалету — нашему любимому сральнику.

Сральник был для Димы местом необычным и чуть ли не святым. Каждый раз, собираясь туда, он долгое время готовился, собирался внутренне, а когда возвращался, то иногда его лицо излучало радость выполненного долга, и казалось — нет счастливее человека на свете, чем наш Рудик. Всё это проходило с такой торжественностью, что напоминало какой-то церемониал. Владик Рудиковских проблем не понимал абсолютно и всегда только смеялся.

Итак, однажды, вечером в общаге, когда в коридоре не было слышно ничьих шагов, Рудик понял, что пора, и пошёл к своей святыне.

Зайдя внутрь, Дима прислушался и, поняв, что находится здесь один, не спеша, зашёл в кабину и удобно примостился на очке. Спешить было некуда. Однако, через некоторое время к своему великому ужасу в коридоре он услышал голоса, и, судя по их приближению, было очевидно, что их обладатели направляются сюда. Но вскоре Рудик успокоился, потому что голоса были женскими и шли, скорее всего, в рукомоечную.

Однако, две бабы (их количество он определил по голосам) зашли в мужской туалет и остановились около его кабины. Дима насторожился, когда вдруг в темноте раздались голоса:

— Здесь есть кто-нибудь?

Стараясь сдерживать в себе неожиданно откуда взявшиеся и стремительно давящие изнутри газы, как можно мужественнее Рудик ответил:

— Да-а-а-а-а-а!!!

— А, вот видишь, — послышался голос одной бабы, и Дима узнал в ней Анечку, — здесь кто-то есть. Я же тебе говорила.

— Ну, и ладно, — меланхолично ответила другая.

Рудик напряжённо вслушивался, надеясь услышать звук удаляющихся шагов, однако, этого не произошло. Очевидно, бабы продолжали стоять за дверью его кабины и жадно прислушивались к доносившимся оттуда звукам. Дима прилагал массу усилий, чтобы ничем себя не скомпрометировать.