Андрей Портнов - Автово

Тут вдруг от спячки очнулся Рябушко.

— Да ладно тебе, Сони, — сказал он, — видишь, пацанёнок приколоться хочет. Что тебе, жалко что ли?

Вот уж не думал, что найду в Рябушко такого заступника.

Сони всё ещё не мог решиться.

— Давай, давай, — подталкивал его Рябушко, — пошли к тебе, ты будешь колоть, а я смотреть или Андрона держать.

Тут Сони словно очнулся от транса и ехидно произнёс мне:

— А хочешь, Рижий, я тьебе член проколю?

— Нет уж, спасибо, — ответил я, — только бровь и нос!

— Ладно, тащи спирт, иголку и свои кольца.

В полном безумии я ворвался в 215-ую и, чтобы не разбудить Рудика и Владика, в темноте стал искать нужное.

— О, Господи, что я делаю? — говорил я сам с собой. — Ведь ещё не поздно отказаться… Как-то всё спонтанно… Надо бы хоть к этому морально подготовиться. Всё так неожиданно… И кто меня за язык тянул?

Но отказываться от своей бредовой идеи я был не намерен. Рыжий я, всё-таки, или не Рыжий? Да и вряд ли у меня хватит ещё раз смелости попросить Сони об этом. Эх, чему быть, того не миновать!

Через несколько минут со всеми необходимыми причиндалами я был уже в 204-ой. Впервые я ознакомился с Сониным жильём. Честно говоря, я ожидал лучшего. Тараканы здесь чувствовали себя как дома, как, впрочем, и Рябушко. Тот без спроса брал с полок какие-то журналы и, развалившись на кровати, развязано их перелистывал.

— Садись, — Сони выдвинул в центр комнаты стул и усадил меня на него.

Я сел и, покорившись судьбе, протянул ему спирт и иголку.

— Что сначала? — спросил Сони.

— Давай нос, — выбрал я.

— О'кей! — похоже, Сони полностью отошёл от транса и сейчас был прямо-таки преисполнен оптимизма. Теперь ситуация его явно забавляла, что отнюдь нельзя было сказать обо мне. Только сейчас до меня вдруг дошло, что предстоящая процедура должна быть не слишком приятной, а точнее даже совсем НЕприятной.

— Что ж, в душе каждого из нас сидит мазохист, — почему-то подумал я и наклонил голову так, чтобы свет от лампы падал прямо на нос.

Сони тщательно протёр одну его половину спиртом, затем тоже самое сделал с иголкой и преподнёс её к моему лицу.

— Только не ори! — предупредил он меня, напоминая, что уже глубокая ночь.

Я представил себе, как от дикого первобытного крика просыпается всё наше крыло вплоть до пятого этажа, и решил, что, пожалуй, действительно, орать не стоит. Тем более тогда все сразу узнают о моей затее, и никакого сюрприза не будет.

В ответ я только моргнул глазами, что одновременно давало знак к началу представления. Единственный зритель Рябушко откинул журналы в ожидании кровавого зрелища.

И началось…

Во-первых: ко мне в ноздрю залез индусский палец, что вызвало во мне нечто наподобие шока. Я как-то и не подумал, что без этого не обойтись. И теперь мне не оставалось ничего другого, как утешать себя мыслью, что до этого Сони в туалет не ходил.

Во-вторых: когда игла коснулась моего носа, я приготовился к дикой боли, однако, ничего ужасного я не почувствовал. Конечно, было страсть как неприятно, но всё же терпимо.

Буквально через десять секунд Сони заявил, что всё уже готово. В смысле, дырка была проколота. Сказать, что я удивился столь лёгкому исходу, значит, ничего не сказать.

— Так быстро? — вырвалось у меня.

— Ага, давай кольца.

Я отдал Сони одно кольцо и подумал, что все трудности уже позади. Не тут-то было! Самое ужасное как раз только начиналось. Сони предупредил, что при прокалывании в первый раз лучше использовать так называемые «гвоздики», а не колечки. Колечки, как известно, не прямые, что затрудняло их просовывание в только что проколотую дырку. Следует также учесть и большую толщину нетрадиционного места прокалывания.

Всё, что я испытал за последующие моменты, не поддаётся ни одному описанию.

Говорят, что роженицы испытывают при родах страшные мучения, а после утверждают, что ни один мужик этого не вынесет — до того жутко.

Не знаю, не знаю, мне, конечно, в жизни этого испытать не суждено, поэтому сравнить не могу, но те ощущения, когда уже в десятый раз какой-то железячкой ковыряются по твоему живому мясу в свежей окровавленной ране, мне не забыть никогда.

Орать мне было настрого запрещено, хотя даже если бы я захотел, ничего бы у меня не вышло — в горле как будто всё пересохло. Свои ощущения я мог передавать только глазами, которые в этот момент готовы были вылезти из орбит.

Сони заметно нервничал, потому что проклятое кольцо ни в какую не хотело вставляться. То и дело капала кровь, которую Сони лихорадочно вытирал через каждые тридцать секунд. На мою несчастную ноздрю можно было уже положить. Уже несколько минут у меня создавалось ощущение, что индусский палец её вот-вот разорвет. А Сони упорно продолжал всякими извращёнными методами всунуть кольцо в мой уже опухший нос — то с этой стороны, то с этой. Однако, ни черта у него не получалось.

Кошмарная боль требовала в себе выхода. Лицо покрылось испариной, а из глаз, помимо всякой моей воли, начали выступать слезы. Не зная, когда кончиться это мучение, мне оставалось только крепко стиснуть зубы и обеими руками насмерть впиться в ни в чём не повинный стул.

Перед Рябушко разыгрывалась кровавая сцена из настоящего фильма ужасов. Живьем! Похоже, такого он никогда ещё не видел, потому что смотрел на нас с нескрываемым восторгом.

И тут, уже отчаявшийся, Сони совершил нечеловеческий рывок, послышался странный звук, в башке моментально поплыли звёздочки, и мне показалось, что то, что у меня когда-то росло на лице и называлось носом, мне начисто оторвали.

Сблизив глаза в одну точку, как у рабыни Изауры, я убедился, что нос, слава Богу, на месте, а на нём болтается что-то круглое.

Сони сиял как рождественская ёлка.

— Всё, Рижий, получьилось! Получьилось! Получьилось! Теперь осталось только закрепить концы.

— Что? Это ещё не всё? — ужаснулся я.

— Да это плевое дело!

Сони радостно приступил к завершению своей операции. Действительно, через несколько секунд всё уже было готово.

— Ну, как? — спросил Сони.

— А я откуда знаю как, — ответил я, вытирая глаза и пытаясь одновременно прислушаться к своим новым ощущениям.

На месте носа, а точнее в правой его половине что-то горело, и, вообще, я не мог избавиться от ощущения чего-то чужого.

В зеркало я пока смотреться не стал, пытаясь хоть немного прийти в себя. Рябушко бормотал что-то невразумительное, одобряюще улыбался, одновременно при этом саркастически ухмыляясь.

— И что теперь? — продолжал Сони. — Сейчас будем бровь прокалывать или ты больше не выдержишь?

Я посмотрел на часы и удивился — уже прошло без малого минут сорок, как я здесь сижу.

— Это надо же, сколько меня мучили, — подумал я, а вслух сказал: