Жиль Куртманш - Воскресный день у бассейна в Кигали

Наконец совершенно спокойно и легко Метод произнес: «Умереть - не грех». Потом немного приподнял голову: «Нужно обязательно им сказать». Маргерит Изимана кивнула и повернулась к Валькуру. Глаза ее не просили и не молили, они при называли. Оробевший от такой мрачной торжественности Бернар подошел к нему.

– Ты хочешь поговорить со мной, Метод?

– Да, но не только с тобой, со многими… по телевизору… Это для фильма, в котором ты хотел меня снять. Давай снимем фильм. Я отдохну, наберусь сил, и мы снимем фильм, а ты им покажешь. А потом… я уйду.

Метод закрыл глаза, его мать тоже. Оба они успокоились, растворившись в безмятежном ожидании.

Лишь к вечеру Метод пробудился от сна, вышел из оцепенения, тишины, полукомы - как знать, что это было? Резкие хриплые крики ворон и сарычей, шум белых, которые возвращаются домой, измотанные работой, переговорами и сделками, вырвали его из полубессознательного состояния. Мать не пошевелилась. Она полулежала, но ни на секунду не выпустила руку сына из своей руки. Лишь когда дыхание Метода становилось прерывистым, ее плечи вздрагивали, свидетельствуя о том, что жизнь еще не ушла из этого тела, состоящего из суставов да костей, обтянутых сухой кожей, испещренной, словно паутиной, бесчисленными тонкими морщинками, подобно земле, изборожденной жителями холмов.

Валькур уставил едой и напитками длинный низкий комод у стены напротив двух больших кроватей.

– Мы будем пить, есть и заниматься сексом, - сказал Метод, по-мальчишески улыбаясь и удивляясь собственной наглости, и добавил, что он очень рад, что мать не понимает по-французски.

Потом на киньяруанда:

– Мамочка, не грусти, я умру красиво.

– Не могут молодые умирать красиво. Смерть всегда отвратительна и бесполезна.

Андре, обученный в Квебеке тому, как убеждать руандийцев в пользе презервативов и воздержания, первым пришел на погребальное пиршество, которое -нарек «Тайной Вечерей», добавив, что вовсе не мнит себя Христом, тут он засмеялся, но кашель оборвал его смех. Потом пришел Рафаэль с коллегами Народного банка, Элиза с охапкой цветов и сумочкой, наполненной морфином, который за долларов раздобыл для нее ее пронырливый и мало зарабатывающий коллега. Наконец Агата в компании трех девиц, поскольку праздник без женщин - не праздник. Они отказались целовать умирающего и даже не пожали ему руки. Но Метод был абсолютно счастлив и не стал сердиться а этого. Его развеселила сама мысль о том, что девицы решили, будто, слегка прикоснувшись к нему губами или кончиками пальцев, они могут заразиться. Значит, появился страх, разумеется, страх беспричинный, но подобный страх, почти ужас, не был знаком ни ему, ни большинству его друзей. Все-таки его смерть принесет хоть какую-то пользу.

Когда у Метода поднялась температура, он подумал о малярии. Диарея не удивила его. Мясо больной козы или грязная вода. Потеряв десять килограммов за несколько недель, он решил, что наверняка это пищевое отравление, виной которому протухшая козлятина, которую он съел у Ландо, или, может, жаренные тиляпии, которые он ел в «Космосе», у них еще был какой-то странный привкус. И грибок во рту его тоже не удивил, так же как и подкосивший его туберкулез. Он снял себе палату в отделении для образованного населения больничного центра Кигали, чтобы не делить койку с каким-нибудь больным дифтерией или чесоточным. Болезнь предстала перед ним в облике бельгийского доктора, заведующего терапевтическим отделением, который прекрасно знал, что недуг проникает всюду и размножается быстрей, чем кролики, и это давало ему значительное преимущество над западными коллегами: в его распоряжении находились несчетные полчища невежественных и беспрерывно обновляющихся больных, так как недуг прогрессировал здесь с бешеной скоростью и принимал такие формы, что любая из них могла обеспечить ему важное открытие и даже целое состояние. Например, почти полное отсутствие синдрома Капози у черных или вот еще - выпрямление курчавых негритянских волос, они становились мягкими, как трава, почти как у белых людей. СПИД, возможно, таил в себе секрет какого-нибудь чудесного косметического препарата, который сделал бы бельгийского изобретателя миллиардером. Все эти африканки только и мечтают, что о шевелюре Клаудии Шиффер! Бельгийский доктор мечтал о собственном «мерседесе», слушая, как Метод, доселе никогда ничем не болевший, описывает свои проблемы со здоровьем. Впрочем, доктору и не обязательно было слушать. Он и так все понял по цвету глаз, худобе, по грибку, появившемуся во рту, - денег Методу хватило лишь на недельный курс лечения «Низоралом». Да еще этот туберкулез. «Особая форма туберкулеза», - говорили учебники. СПИД № 101. «Наверное, тебе надо сдать анализ».

Анализ. Это единственный анализ, на который всегда направляли с особой интонацией. Все остальные делали не говоря ни слова и даже выдавали результаты, если вы осмеливались о них спросить. Однако ЭТОТ анализ делали не здесь и отвечали за него квебекцы, работающие рядом с больничным центром. И, когда белый доктор отсылал больного к ним, причина была ясна.

Когда Метод с трудом уселся на стул в ее тесном кабинете и тихо произнес: «Я пришел на анализ», Элиза сразу все поняла. Два года в Руанде - сотни, тысячи больных СПИДом. Неустанное напоминание о мерах предосторожности, тысячекратно произнесенный смертный приговор, слова утешения, в эффективности которых она сомневалась, - все эти вечные спутники смерти тех, к кому она проникалась любовью все больше и больше, по мере того как узнавала их, - ничто не могло поколебать ее решимости.

Элиза очень любила жизнь, жадно впитывала ее, стараясь забыть, что ежедневно сталкивалась лишь со смертью. Она дарила. свое маленькое полное, но крепкое тело всякому, кто напоминал ей о торжестве жизни. Раньше она любила южноамериканского террориста, потом в»1970 году в Квебеке боролась за легализацию абортов, а сейчас была убеждена, что в этой стране на краю света, в этом гнилостном аду, у нее получится сделать что-то нужное, полезное. У себя дома все было так легко. А здесь приходилось все изобретать заново. В случае с Методом-придумывать фразы, слова, улыбки, которые облегчили бы его страдания, позволив с достоинством закончить жизненный путь, по которому ему осталось пройти совсем немного. Так на почве разговоров о лимфоцитах и грибке, по мере развития туберкулеза и диареи Элиза и Метод стали друзьями, сблизились и почти влюбились друг в друга. Увядание Метода сближало их. Ни один больной еще так не волновал ее. Метод об этом не знал и принимал повышенное внимание Элизы за проявление чувства долга белой медсестры, приехавшей на помощь неграм. Она нравилась ему, он любил ее почти как сестру. Он узнал, что она согласится даже пойти на преступление ради того, чтобы облегчить ему смерть, когда, превратившись практически в ходячий скелет, подобие мумии, он не сможет больше терпеть такую жизнь. Элиза сказала ему: «Когда тебе надоест мучиться, только скажи мне. Ты упорхнешь легко. Как птичка».