Тони Хендра - Отец Джо

Я часто уезжал в командировки за границу, а когда ставили «Вылитый портрет», то и вовсе пропадал. Я не признавался ей в своей ностальгии по родной Англии, как не признавался в этом никому. Ностальгия не подразумевала женитьбы на Карле; хотя я и мечтал о розовощекой девице в садовых сапогах, я никак не связывал эти мечты с женитьбой.

Итак, я попал в переплет: сказал, что женюсь, но знал, что не пойду на это. Не то чтобы я хотел оставить за собой право волочиться за каждой юбкой — у меня не было в том нужды. Не принадлежал я и к тем узколобым типам — а среди моих знакомых такие встречались, — которые из соображений личной свободы расстались с женами и завели себе молоденьких подружек, на которых и не думали жениться. Да кому она нужна, независимость эта, на пятом десятке? Разве что отшельнику или серийному убийце.

После «Вылитого портрета» о женитьбе не могло быть и речи. Я больше не желал повторять свои ошибки. Эта жуткая тряска на обочине, которая с самого начала вытрясла из меня всю душу, и стала моей отговоркой. Она стала предупреждением, предвестником страданий и невзгод, которые могут выпасть на долю еще одной женщины, на этот раз любимой.

Карла делала все более и более успешную карьеру. В 1986-м ей, обожающей детей, должно было исполниться тридцать. Она привыкла брать одну высоту за другой; в семьях же ее братьев и сестер тем временем дети поспевали, как булочки в пекарне.

Наконец, настал критический момент. Как-то мы решили провести выходные в Атлантик-Сити, этом игорном раю. Шел 1985 год, и мы шли в ногу со временем. Мы отлично развеялись — так бывало всегда, когда мы позволяли себе забыться в каком-нибудь замечательном месте, которым в тот раз стало казино «Тадж Махал». В постели время провели не хуже.

Следующим утром мы проснулись в отличном настроении и двинули обратно в Нью-Йорк в машине, которую взяла напрокат Карла; по дороге мы хохотали над жуткими пытками игорного дворца и его обитателями. И, как это часто случалось, хорошее настроение сменилось мрачным и злобным. Когда мы подъехали к скоростной автостраде на Нью-Джерси, мы уже вовсю воевали друг с другом. Началось все с того, что я занервничал по поводу якобы американской манеры Карлы водить машину — она садилась впереди идущему автомобилю на хвост и между делом одновременно искала дорожную карту в кармашке на дверце, переключала радиоканалы, поправляла макияж, смотрясь в зеркало заднего обзора…

У нас дошло до фраз типа «Это моя машина, черт возьми, и я вожу так, как считаю нужным!» Против такого не возразишь. Я к тому времени написал половину книги, и хотя получил за нее приличный аванс, от него давно уже остались одни воспоминания. Так что фактически Карла содержала меня. Что в свою очередь подводило к следующему — я должен жениться. В конце-то концов. Изобретая очередную отговорку, я обещал вернуться к вопросу, когда закончу книгу. Карла сказала, что требует ответа. Тут и теперь.

— Либо сейчас, либо никогда. Либо ты скажешь «да», либо между нами все кончено. Больше я так не могу! Не мо-гу!

В ответ я взорвался:

— Это же смеш-но!

Она завопила:

— Нет, не смеш-но!

И, взвизгнув тормозами, остановила машину на разделительной полосе посреди магистрали.

— Либо ты соглашаешься на свадьбу сейчас, сей же час — кстати, много лет назад ты это уже проходил, — либо… выметайся! Выметайся из моей машины!

— Я не собираюсь жениться под дулом пистолета!

— Тогда вон отсюда! Вон!

Рывком перегнувшись через меня, она попыталась открыть дверцу. Я даже не шелохнулся. Тогда она толкнула меня, слегка ущипнув. Я подумал: «Ну и что она сделает, если я выйду? Покажутся полицейские, и ей все равно придется впустить меня обратно. Так что ничья».

И я вышел.

Она газанула вдоль разделительной полосы.

Я побежал за ней. Она свернула и влилась в поток, чуть не положив конец нескольким бракам. И затерялась среди машин.

Я стоял ошарашенный. У меня не было с собой денег — последние двести долларов мы как раз просадили в казино. Я находился в самом центре скоростной магистрали, вокруг которой — сплошные леса. Было воскресное утро. Ни полицейских, никого в здравом уме, кто бы решил подобрать голосующего на разделительной полосе. Что делать?

До меня начало доходить — она в самом деле не шутила. Взяла и укатила в Нью-Йорк И возвращаться не собирается. Я потерял ее. В своей корпорации она — «большая шишка», с ее мнением считаются, так что она привыкла принимать решения и действовать. Выходит, я влип, причем по самые уши.

По центру полосы тянулось металлическое ограждение; я сел на него мрачнее тучи. Я не мог вернуться в Англию. У меня не было денег. Книгу я напишу нескоро, так что об очередном авансе и мечтать не приходится. Уже не сезон для того, чтобы разбивать огород в Нью-Джерси. Что я буду есть? Из чего буду оплачивать закладную на дом? Придется продать его. Подумать только, я превращусь в бомжа!

— Эй, дурья твоя башка!

Это была Карла, она находилась по другую сторону разделителя, ползя черепашьим шагом среди мчавшихся на скорости машин; когда она сделала лихой поворот к центру, соседние машины яростно засигналили.

— Ну что, передумал?

— Передумал, да!

Она рванула вперед, совершила трижды незаконный разворот в конце разделителя и, разбрызгивая грязь, подкатила ко мне.

Я подошел к машине, чтобы сесть. Дверца оказалась заперта, но окно опущено.

— Открывай.

— He-а. Сначала скажи, что согласен.

— Черт бы тебя побрал, Карла!

— Ну что ж, пока-а… Счастливо оставаться!

— Да подожди ты!

Я просунул голову в окно:

— Ты выйдешь за меня?

— Да.

Она нажала на кнопку. Запирающее устройство щелкнуло, и я забрался в машину. Взвизгнули тормоза, и мы на огромной скорости влились в поток машин; Карла тем временем, смотрясь в зеркало заднего обзора, подкрашивала ресницы.

— Карла, ну и стерва же ты!

— Зато подействовало.

Итак, двадцатого числа сентября месяца 1986 года от рождества Господа нашего, на шестой год правления Рональдуса Цезаря была отпразднована не признанная Церковью гражданская церемония бракосочетания в саду моего — а вскоре и нашего — нью-джерсийского дома. Нас посетило приличное количество гостей, в том числе несколько полков, укомплектованных братьями и сестрами Карлы. Мне пришло на ум пригласить единственных леваков, с кем я еще знался. Одним был Карл Бернштейн, к которому я испытывал симпатию, во-первых, за его сценарий к фильму «Вся президентская рать», ну и за краткое введение к передовице в «Не „Нью-Йорк Таймс“», написанное через пять минут после объявления о смерти Иоанна Павла I: «Папа снова умер; Самое короткое правление; Кардиналы возвращаются из аэропорта».