Тони Хендра - Отец Джо

Другим был Эбби Хоффман; не помню, как я с ним познакомился, помню, что в то время он находился в бегах — скрывался от ФБР на одном из островов вдоль реки Св. Лаврентия, взяв себе имя Барри Фрайд. Когда мы приехали на острова, именно Барри, а не Эбби с завидным упорством пытался соблазнить Карлу, приняв ее за еврейку, слишком роскошную для такого гоя, как я.

Старые леваки познакомились с мэром нашего городка, республиканцем до мозга костей; этот толстенный, с сединой в шевелюре и бороде бывший полковник любил цитировать Аристотеля на городских собраниях. Обряд бракосочетания он сопроводил скучной риторикой. Моим свидетелем был приятель по «Пасквилю» сценарист Джон Вайдман. Отец Карлы читал «Эпиталамион» [63] Эпиталамион (греч.) — свадебная песня у греков, а также римлян, которую пели перед невестой или в спальне новобрачных юноши и девы. Джерарда Мэнли Хопкинса — в лиричной манере, с выразительностью и питтсбургским говорком. Этот мой американский день удался во всех отношениях — у меня появилась американская жена. Которая была так красива, что прямо дух захватывало.

Медовый месяц мы провели в Англии, куда моя нога не ступала с тех пор, как я завязал с «Вылитым портретом». Моя младшая сестра жила в графстве Дербишир, где у нее была ферма; она устроила нам второй свадебный банкет. То же случилось и в расположенном близ Пьемонта крошечном городке Пероса, среди холмов которого мы провели неделю в семье моей новой тещи.

Встретившие нас nonno [64] Дед (ит.). и nonna [65] Бабка (ит.). оказались самыми гостеприимными людьми — они почли своим святым долгом выделить нам, членам семьи, самую лучшую комнату, quella con letto matrimoniale. [66] Которая с двуспальной кроватью (ит.). Когда наутро мы проснулись, первым делом услышали свиней в свинарнике снизу, которые оживились перед кормежкой. Мне подумалось, что я никогда еще не был так счастлив.

Но по возвращении в Америку мы снова стали ругаться. Связав себя брачными узами на всю оставшуюся жизнь, мы уже не считали нужным сдерживаться. Самая жуткая ссора произошла в канун Рождества — мы носились друг за другом по дому и орали, не переставая. Впервые я заметил, что нос у Карлы великоват.

Друзья помирили нас, мы поклялись жить дружно. Кое-как мы протянули 1987 год. Я с головой ушел в работу: закончив книгу, готовил ее к печати и стряпал начинку для жуткого утреннего шоу на «Си-би-эс», которое вела Мариетт Хартли. Когда она брала у меня интервью, то показалась умной и очаровательной, но в прямом эфире остротами не блистала. В шоу также участвовал Боб Сэджет; мы вместе пережили этот кошмар, став хорошими друзьями. Между собой мы прозвали шоу «Дневником сумасшедшей домохозяйки». Фильм «Это группа „Спайнел Тэп“» к тому времени прочно занял позицию среди видеохитов; впервые за всю мою жизнь меня стали узнавать на улице. В работе недостатка не было, она лилась рекой дешевого вина.

Это, конечно, было хорошо, но глубоко в душе я чувствовал, что история повторяется. Вот уже второй раз мне никак не удавалось отделаться от мысли, что «я совершил ошибку, женившись с целью спасти отношения». А точнее, женившись по той лишь причине, что не видел иного выхода для наших отношений, зашедших в тупик.

Вдобавок ко всему я совершил еще одну ошибку, которую часто совершают вкупе с первой, — я решил, что спасший отношения брак в свою очередь спасет ребенок. Он-то у нас и появился.

Но и это было для меня не впервой. Когда наш с Джуди брак почти развалился, мы с ней пережили сильное потрясение и постарались спасти хоть что-то. Мы решили завести еще одного ребенка.

В результате отношения между нами потеплели. Джуди к тому времени было уже под сорок, но она начала работать над книгой в соавторстве с одним акушером-гинекологом из Ист-Сайда, пользовавшим богатых и безмозглых. Это ничтожество убедило Джуди в том, что она благополучно родит. Но все оказалось иначе. Вскоре ей пришлось пройти через опасную для жизни внематочную беременность. Однажды вечером я пришел домой, а Джуди там не оказалось.

Время шло; мы не привыкли беспокоиться друг о друге, и я не сомневался, что она задерживается, работая с автором книги. Наконец, мне позвонили от врача. И я узнал, почему Джуди в больнице и что с ней. Поначалу я испытал жуткое разочарование, однако потом — и это меня ужаснуло — огромное облегчение.

Акушер-гинеколог не посвящал меня в детали. Он заверил, что жизнь Джуди вне опасности и что через день-другой ее уже выпишут. Я до умопомрачения боялся всех этих больниц и в тот вечер не поехал к ней. Этого она мне так и не простила.

Прошло несколько лет, и вот, ничему не научившись, я обречен снова пройти через то же самое.

Как и в тот раз решение завести ребенка подействовало на нас умиротворяющее. У Карлы случилась задержка, и мы узнали, что она беременна. Рождество 1987-го — наше пятое совместное Рождество — мы отметили тихо-мирно, как и предыдущие. Мы начали мечтать о сыне — солнечном малыше, который всего через пару лет будет с улыбкой бегать по саду и вдоль ручья с форелью, объединяя нас в новой любви.

Однажды дождливым январским днем Карла проснулась рано — пошла кровь, и ее скрутила дикая боль. Помогая ей сесть в машину, я думал только об одном: «Нет, только не это!» И в то же время… да, в глубине души я снова испытал облегчение.

Я рванул в ближайший медицинский центр, выжимая девяносто по нашему местному шоссе — двухрядному убийце с самым большим количеством аварий на всем северо-востоке. Я мигал фарами, жал на сигнал, пересекал желтый двухполосный разделитель, как вздумается; Карла, страдая от боли, скорчилась на соседнем сидении в позе зародыша. Я даже не думал, что мы можем в кого-то врезаться. Мне было все равно. Ребенка больше не было. Не было и нашего брака.

В медцентре Карлу помчали в палату неотложной помощи и сделали то, что должны были сделать. Хорошо, что на этот раз хотя бы не было угрозы жизни. Вскоре она почувствовала себя лучше, хотя и пребывала в состоянии потерянности, убитая горем. Ухаживавшая за ней медсестра сказала, что ребенку было около трех месяцев, что в таком возрасте трудно сказать наверняка, но скорее всего это был мальчик.

Квэр менялся.

Во время первой же прогулки через каштановую рощу теперь уже сплошь возмужалых деревьев к небольшому уступу над Солентом, где мне когда-то открылись бугристые колени отца Джо, я наткнулся на монаха, которого не узнал. Монах стоял на уступе спиной ко мне, ветер развевал полы его рясы; он заряжал револьвер.

Судя по всему, сводить счеты с собственной жизнью он явно не собирался, так что я шагнул назад, за вечнозеленый куст — выяснить, для чего же все-таки ему эта изрыгающая огонь штуковина.