Александр Коротенко - Трепанация

– А мы любим друг друга.

– Это ваше личное дело, хотя и рано об этом думать. Но это неприлично, ты понимаешь?

– А почему неприлично? Потому что и другим хочется? Так это их проблема.

– В конце концов, ты дождешься, что тебя исключат за аморальное поведение, и ты так и не закончишь школу. Ты этого добиваешься?

– У меня нет двоек и всего три тройки за прошлую четверть. А вы вмешиваетесь в мою личную жизнь! – Она раскраснелась вдруг и рассердилась на него.

– Я думал, у нас получится нормальный разговор, но ты меня не понимаешь, – вымолвил Константин Сергеевич, качая головой и глядя в пол.

– Да ладно, Константин Сергеевич, я давно не девочка, и все понимаю. Даже то, что вам нравлюсь, но вы боитесь меня пригласить в ресторан и переспать со мной, – она забавлялась, наблюдая, как он покраснел и отошел к своему столу. – Думаете, я не вижу, как вы на меня смотрите? Что я, дурочка, что ли?

– Да, ты мне симпатична, но исключительно как человек, – повысив голос, вещал он, уже укрывшись за своим столом. – В общем, я тебя предупреждаю, чтобы не было больше коротких юбок. Никаких романов в школьных стенах. В смысле, ну… ты меня понимаешь, – выговорил он очень строго. – Все, ты свободна.

Она встала и, проходя мимо, посмотрела на него сбоку, так, что он почувствовал это, и спокойно проговорила, скорее утверждая:

– Вы ревнуете меня, что ли, Константин Сергеевич? – И, заулыбавшись, добавила: – Так я всю жизнь буду любить только вас.

Неожиданность – это нарушение последовательности, и Вероника была ее дочерью.

Она подошла к преподавателю, погладила его по голове и поцеловала волосы. Из того как будто вышел воздух. Он съежился и хрипло проговорил, пытаясь управлять ситуацией:

– Гладышева, вы свободны.

Один из сотни эпизодов, которые бисером окружают нашу память.

Нам неизвестно, являемся мы в этой жизни курьерами, чтобы кому-то что-то передавать, или зреем для результата и становимся конечной точкой бытия, пока не умрем.

Вероника даже не думала, что может когда-то умереть. Смутные представления о том, как может сложиться ее жизнь, возникали в ее голове, но они были настолько смутными, что выбрать определенное направление судьбы она не могла.

Она окончила школу и поступила в институт на экономический факультет, но не потому, что он ей нравился, а потому, что хуже не будет, а может, в жизни и пригодится.

Жизнь, в сущности, приятная штука, если не зацикливаться на мелочах.

Она это умела. Она мастерски убегала от проблем и мелочей. Пока не встретила Пашу.

И Паша стал для нее всем. Неважно, как и где они познакомились. Важно, что этот атлетически сложенный, с волевым подбородком и почти черными глазами юноша понравился ей сразу, что было обычным делом, и она не угадала, какая на этот раз таится опасность. Он притягивал, он завораживал, его хотелось слушать и слушать, гладить по руке или ощущать силу в его ладонях. Они не говорили ни о чем существенном, и поэтому это было весело и приятно.

Паша жил за городом, работал дизайнером и в Москву приезжал нечасто. Он интересовался древними культурами и увлеченно рассказывал о греках, индусах и схожести некоторых порядков и традиций в африканских племенах. По всему чувствовалось, что этот парень знает, чего хочет от жизни и как этого добиться. Его суждения были четкими и ясными. Оценки вызывали уважение своей зрелостью. Он возбуждал желание если не поклоняться себе, то, по крайней мере, глубоко уважать.

Сколько раз человек в своей жизни говорит другому, что любит его? Правильно, не однажды. Вероника это делала раз сто. Ну, может быть, чуть меньше. Она не считала, так как ей приходилось это делать в ответ на признания. «Я люблю тебя. А ты любишь меня?» – «Конечно, любимый». Так или примерно так это происходило обычно. Но в случае с Пашей этого не происходило.

Она изменилась. Она превратилась в послушную серьезную девочку, или казалась таковой рядом с Пашей. Она стала скромнее одеваться и почти не пользовалась косметикой. Она впервые заплакала в кино, глядя на окоченевшее тело Ди Каприо в «Титанике», и, давясь слезами, пыталась их скрыть. Она сделала уборку в своей комнате и сорвала со стен постеры с актерами и музыкантами. Она, она, она… Она этого не замечала, как не можем мы отличить сразу чистый воздух от грязного.

Все было хорошо, но Паша, в отличие от других молодых людей, не признавался Веронике в любви. Это не то чтобы беспокоило ее, а скорее нарушало привычное для нее развитие отношений. Хотя куда развиваться отношениям, когда признания в любви сказаны, тоже непонятно.

Так вот, не дождавшись признания, Вероника решила сама задать Паше этот простой вопрос. «Ты меня любишь?» – спросила она его, глядя в глаза. Он не отвел глаз, не воскликнул: «Да!», он взял ее за плечи и спокойно, но внушительно сказал ей, чтобы она больше никогда не произносила этого слова, если хочет, чтобы их отношения продолжались.

– Я уважаю тебя и не могу унизить тем, что, как аник, примитивно влюблюсь. Это унизит нас обоих, понимаешь?

– Нет.

– Любовь – это примитив, анахронизм общества. Любить – значит становиться рабом или подчинять себе кого-то. Ты же хочешь оставаться свободной?

– Да, – растерянно проговорила Вероника.

То, как интересно говорил Паша, создавало впечатление правильности его суждений. Хотя и казалось иногда, что не все слова принадлежат ему. В любом случае, благодаря его убеждению, она согласилась с достоинствами дружбы в противовес любви. А сохранение равноправия между мужчиной и женщиной казалось ей абсолютно справедливым.

Впрочем, к этому вопросу они возвращались еще не раз, причем Вероника стала его горячим сторонником.

Через пару месяцев Паша привез Веронику в поселок и познакомил с родителями и соседями. Но наибольшее впечатление на нее произвел Александр Александрович. Это был лев. Уже немолодой, но все еще сильный лев, возглавляющий свой прайд. Мудрый, спокойный, с постоянной мягкой улыбкой, он был всемогущим. Он знал всех людей, он знал все. У него была внутренняя точка опоры, и на него можно было положиться. За короткое время Вероника подружилась с его Леной и близнецами Ксюшей и Глебом, а вскоре и со всем поселком.

Поселились они в небольшом аккуратном домике рядом с родителями Паши. Собственно, поселились – это не совсем верно, поскольку Веронике приходилось жить в Москве, и лишь на выходные или на каникулы она могла побыть здесь.

В один из таких приездов она, оставшись одна, так как Паша уехал по срочным делам в Москву, зашла к Лене, которая тоже оказалась одна – Александр Александрович с близнецами пошли гулять.

Они сидели в креслах на террасе, когда Вероника спросила Лену, как та относится к любви. Лена заулыбалась и ответила: