Анатолий Постолов - Речитатив

Без десяти четыре, когда Юлиан поднимался в лифте к себе в офис, американец неожиданно позвонил, пожаловался на плохое самочувствие и попросил перенести время визита.

Юлиан про себя чертыхнулся, но не зло, скорее по привычке. Никаких сверхурочных дел у него не было. Лыжи стояли в прихожей наготове. Там же, в двух приземистых баулах разместилась вся экипировка плюс несколько бутылок вина, консервы и банка растворимого кофе – их доля в общем котле.

Первой его мыслью было спуститься в гараж и не спеша поехать домой, по дороге заглянув в излюбленный букинистический магазинчик, но что-то удержало его. «Коль я уже здесь…» – подумал Юлиан и решил на несколько минут зайти в офис осмотреться. Он сел в кресло, открыл свой лэптоп и лениво начал раскладывать компьютерный пасьянс. Минут через пять он себя спросил: «Зачем я играю, мне же не хочется?», но продолжал с почти гипнотическим равнодушием перебрасывать карты из одной колонки в другую. Неожиданно зазвонил телефон.

На линии был Варшавский.

– Я нахожусь в двух минутах хода от вас, – сказал он. – Не сильно ли повлияет на ваши планы, если я подойду ненадолго?

– Вы меня чудом застали, – ответил Юлиан, не скрывая удивления. – Клиент отменил свой приход ко мне, и я собирался уходить. Ну, коль уж вы рядом – зайдите.

– Я не слышу большого энтузиазма в вашем голосе, – произнес Варшавский. – Но надолго вас не задержу. Минут десять-пятнадцать продержитесь?

– Постараюсь, – ответил Юлиан. Он отключил телефон. Несколько минут сидел в кресле, закрыв глаза. «Как будто знал, что я здесь, – подумал он. – Ив голосе была уверенность, будто не сомневался, что застанет меня. Неужели он действительно как Мессинг? Интересно… Как это все работает у него в мозгу? Надо будет спросить…»

Дверь отворилась неожиданно. Варшавский вошел в офис так, будто и не выходил из него.

– Ничего, что без стука? Вы ведь, кроме меня, никого не ждете.

Последние слова он произнес без вопросительной интонации, не глядя на Юлиана и не спеша осматриваясь. Затем он несколько раз покачал головой, что опять же было сделано в неопределенной модуляции – то ли одобрение высказывал, то ли напротив… Одет он был скорее по московской моде, чем по калифорнийской. Утренняя прохлада в Лос-Анджелесе к часу дня сменилась совершенно не зимней погодой. Молодые парни и девушки на улицах гуляли в шортах и маечках, но Варшавский, видимо, уже настроился на перемену континентов – на нем ладно сидел шерстяной костюм болотного цвета и узким треугольником из-под него выглядывала черная водолазка.

Он улыбнулся, но глаза его остались совершенно холодными:

– Вот, зашел попрощаться.

– А я думал, мы уже попрощались… там, в кафе «Диалог».

– С вами – да. Но я не мог улететь, не попрощавшись с комнатой.

– Надо же… Вы меня застали чудом. Я еще неделю назад дал объявление, что с сегодняшнего дня прекращаю прием пациентов.

– Знаю. Я читал ваше объявление.

– Если бы вы позвонили минуты на три позже, то меня бы не застали. Мой единственный визитер отменился, и я зашел сюда, скорее повинуясь логике практичного человека: уж коль я оказался в этой точке координат, значит, какая-то внутренняя цель моего присутствия должна обнаружиться. Верно?

– Вы сюда вернулись, потому что я так хотел, – сказал Варшавский с нажимом на свое непробиваемое «я».

– Ах да, я и забыл, с кем имею дело! – рассмеялся Юлиан. – Ну что ж, присаживайтесь. Знаете примету, перед долгой дорогой принято вдумчиво посидеть.

Но Варшавский продолжал стоять в центре офиса, переводя взгляд с предмета на предмет, несколько дольше задержавшись взглядом на одной из картинок, висевших на стене:

– А вот выбор этой фотографии какими вызван причинами? В ней нет жизни. Кусок пруда с несколькими кувшинками и смазанное отражение облаков в воде. Скучно. У импрессионистов… кажется, у Моне есть подобный сюжет, но у него расплывчатость, нервная нечеткость пейзажа вдохнула в картину жизнь, а у вас фотография – копия жизни и почему-то выглядит, как плохой натюрморт. Мертвая природа. А вы не пробовали перевернуть, – он неожиданно подошел к рамке и повернул ее вверх ногами.

– Так, по-моему, лучше. Небо оказалось внизу. Но это не сразу понятно, зато взгляд заостряет.

– Задача фотографий и картинок в кабинете психотерапевта – не привлекать внимание, а наоборот – гасить, – снисходительно произнес Юлиан. – Поймите, человек, который сидит или лежит на моем диванчике и рассказывает мне что-то свое сокровенное, блуждая взглядом по комнате, не должен задерживаться глазами на этой фотографии. Чем меньше отвлекающих моментов – тем лучше.

– Тогда уберите фотографию вообще. Зачем она здесь.

– Если уберу фотографии, вазу – все, что, по-вашему, отвлекает внимание, комната превратится в больничную палату. Стены не должны быть голыми. Ненавязчивый уют, одомашненная обстановка обязательно должны присутствовать, настраивать клиента на определенный лад, создавать атмосферу. Даже та мощная энергия, которая пронизывает комнату, не раскроет душу человека, если какие-то мелочи будут его отвлекать.

Варшавский пожал плечами и добавил:

– Жаль, что мне не пришлось хоть краем глаза посмотреть, как у вас проходят сеансы. Из ваших рассказов я, честно говоря, мало что поймал. Вам, понятно, не хотелось делиться своими сокровищами, хотя без меня эта карта попросту бы не сыграла. А кстати, я не вижу аппаратуры и динамиков, они что, вмонтированы в стенку?

– Нет, я придумал простой, но удачный вариант, – не преминул прихвастнуть Юлиан. – Сам усилитель на полу, позади моего кресла, у меня только пульт в руке. Динамики я поместил под журнальным столиком, причем я их подтянул снизу к столешнице короткими шурупами. Между полом и столиком возникает таким образом резонансная подушка. Это система Бозе, она дает исключительно высокое качество звука. Особенно внушительно звучит орган, а скрипки поют так, будто вы сидите в концертном зале. Вот послушайте…

Он запустил диск и увеличил громкость.

Скрипичное адажио возникло издалека, наполняя комнату легкой звенящей печалью… казалось, медленным накатом к берегу приливает волна, и ее кипень как белая махровая сирень вспыхивает под холодным лунным светом, рассыпаясь на излете смиренной грудой лунных осколков.

Юлиан взглянул на Варшавского. Тот продолжал стоять посреди комнаты, но что-то непонятное происходило с его руками, как будто они пытались сбросить с их владельца невидимых, облепивших его монстров. Левой рукой Варшавский неожиданно потянул вниз воротник водолазки. Дыхание его сделалось прерывистым. Он бросился к диванчику и буквально рухнул на него, продолжая тяжело дышать. На лбу и над верхней губой у него проступил пот, глаза панически блуждали по комнате, как глаза человека, выброшенного в океан и пытающегося найти хоть щепу, за которую можно уцепиться…