Александр Этман - На седьмой день: рассказы

– Я, – испугался я.

– Я думаю, нам есть о чем поговорить, – сказала трубка.

– А кто вы, собственно, такой?

– Бизнесмен из Киева. Блат Роман Семенович. Я видел ваших людей. Они дали мне ваше имя и телефон. Работали широко, на Крещатике...

– Где вы?

– В аэропорту вашего замечательного города. Пролетом, если можно так выразиться. Через два часа улетаю в Калининград.

Романом Семеновичем оказался плотно сбитый субъект, одетый весьма прилично.

– Лечу на суд по растрате, – обнадежил он. Но потом уточнил: – Свидетелем... Приятно, что вы еврей, как и я. Впрочем, я и не сомневался в этом. Смущало только ваше имя-отчество, Александр Иванович, хотя чего не бывает?

– Я не Иванович, – повторил я.

– Неважно, – снова сказал он. – Я понимаю...

– Хотите поесть? – предложил я. – Здесь очень хороший ресторан.

– Хорошо зарабатывать – еще не значит много есть, – сказал Роман. – Поговорим так.

– Сначала расскажите, каким образом вышли на меня.

– С удовольствием. Иду я по Крещатику и вижу: толпа. Продаются плакаты. Страшные, как моя жизнь. Но цена наглая – два рубля. И еще – люди. Специфичные на вас работают люди. У таких хочется купить, чтобы выжить. Я спросил у них, как связаться с хозяином. Они посмотрели на меня и говорят: «Покажи удостоверение, хотим знать, где рабротаешь...» Я показал. Они подумали и дали ваш телефон. И сказали: «Смотри, чудила, что не так – ты покойник. По ксиве твоей поганой найдем и пришьем!» Вот это как раз мне очень понравилось. Я понял, что мне повезло и я напал на нужного человека. Только я думал, что вы старше...

– К делу, – хмуро процедил я, входя в роль главаря преступного синдиката.

– Легко, – откликнулся Роман. – Я начальник управления грузоперевозок по железной дороге. Мой лучший друг – директор агентства «Союзпечать» Украины. А вы знаете, что такое Украина?

– Я знаю, что такое Украина, – сказал я.

– Боюсь, что не совсем. Украина может съесть все, что связано с футболом, и в очень больших количествах. Особенно, если плакат сделать на хорошей бумаге. Мой друг Лобановский за тысячу рублей согласится дать разрешение на съемку сборной СССР. Вы отшлепаете полуторамиллионный тираж без цены на плакате. Мы у вас купим его по рублю за штуку. Гарантирую предоплату со стороны нашей «Союзпечати». Остальное – наши заботы.

– Звучит заманчиво, – сказал я. В тот момент в моем распоряжении находилось тонны полторы мелованной бумаги.

– Как видите, я не задаю лишних вопросов. Жду вас в Киеве в любое время. Если среди ваших единомышленников найдутся люди с более интеллигентными лицами, чем те, что я видел, лучше возьмите их: мы будем общаться на определенном уровне...

Бумага нашлась за морем, в Финляндии. Ее доставили в Ригу достаточно быстро. Короче, через месяц мы с Тяжем и прекрасным юристом Яковом Абрамовичем улетели в Киев.

Встретили нас пышно. Отвезли в гостиницу Совмина Украины, в номерах которой было страшно от размеров.

– Располагайтесь, – сказал Роман. – Через три часа я заеду за вами.

Он приехал не один. С главным тренером сборной СССР по футболу и каким-то типом, у которого напряженный застольный труд оставил заметные следы под глазами. Тренер, кумир моего детства, сказал:

– Роман Семенович посвятил меня. Я не против. О цене говорить не будем. Пять тысяч!

Яков Абрамович засмеялся, обнаружив непоследовательность, с которой тренер излагает свои мысли.

– Не будем – так не будем, – поспешно сказал я. – Пять тысяч.

– Снимать можете утром на базе в Конче-Заспе, перед игрой с Австрией. Деньги передадите через Романа Семеновича. До съемки! Всего доброго!

– Змей! – сказал неизвестный тип после того, как тренер ушел.

– Очень приятно, моя фамилия – Михельсон, – сказал игриво настроенный юрист.

– Тяж, – сказал Серега.

– Затонский, – сказал тип. – Пресс-атташе Госкомспорта Украины. Журналист. Поехали в ресторан. Тут близко...

В ресторане «Динамо» было пусто. Затонского здесь знали и любили. Стол изобиловал. Мы сели.

– Как вы понимаете, Госкомспорт Украины весьма заинтересован в финансовых поступлениях, – изрек Затонский.

– Чем он не отличается от всех остальных учреждений нашей великой Родины, – заметил Яков Абрамович.

– Простите, вы кто по профессии? – запальчиво спросил Затонский.

– Юрист. Доктор наук. Профессор права.

Роман Семенович посмотрел на него с большим уважением.

– Разрешите мне слегка вмешаться, – сказал я. – Внесем ясность. Раз наш партнер счел нужным познакомить нас, товарищ Затонский, следовательно, он полагает, что вы можете либо помочь, либо помешать нашему предприятию. Хотя в схему наших перспективных отношений вы не входили.

– За ваш приезд, – сказал Затонский. – Приятно, что вы понимаете все с полуслова. Вы собираетесь снимать и распространять плакат спортивной тематики на Украине. Пахнет тут большими деньгами. Мы не можем остаться в стороне...

– Роман Семенович, – обратился к Блату юрист. – Помогите товарищу Затонскому, снимите с него тяжесть объяснений. Выясним, кого он имеет в виду под псевдонимом «мы» – себя лично или Госкомспорт? Может ли товарищ Затонский помешать делу? От ответов на эти вопросы и зависит наше решение.

– Я объяснюсь сам, – сказал Затонский. – Я или Госкомспорт – зависит от вас...

– Это уже дело, – заметил юрист.

– ...И я не могу помешать вам, но могу помочь в организации новых крупных заказов.

Блат кивнул.

– Сколько? – внезапно рявкнул Тяж.

Затонский погрузился в расчеты. Я сказал:

– Я убежден, что мы найдем точки соприкосновения.

И мы действительно нашли их. Все получилось так, как и предсказывал Роман. А потом мы получили разрешение на выезд из страны. Я видел наш плакат в Вене. Он продавался за двадцать шиллингов в потрепанной букинистической лавке. Я не стал расспрашивать владельца о природе его происхождения. На следующий день мы уезжали в Италию, и еще предстояло упаковывать чемоданы...

Это сейчас в Чикаго русских развелось – в театре ругнуться по-человечески нельзя. А тогда, когда Рейган правил, нас было всего ничего. Семей семьдесят. В магазинах из русского – одна только водка. Без черного хлеба жили!

Американцы, конечно, косо смотрели, с опаской. Правильно писала газета «Правда», мол, западные средства массовой информации насаждают образ врага и рисуют советского человека этаким примитивным существом, склонным к неадекватным поступкам. В Союзе я «Правде» не верил, а оказалось – права «Правда». Меня, в основном, спрашивали, зачем мы вошли в Афганистан и правда ли, что по улицам советских городов свободно разгуливают медведи? Причем спрашивали все – поголовно.

Я, когда в «Жемчужину» устраиваться пришел (это сеть магазинов-супермаркетов), меня менеджер – весь такой из себя солидный – тоже допытывать стал: