Владимир Рафеенко - Московский дивертисмент [журнальный вариант]

Он прекрасно знает, что смерть у него находится не просто за правым плечом, нет, она уже сидит рядом, с наслаждением вдыхая и запах его вечного “беломора”, и испарения его старческой кожи. Но дядя Гриша бесстрастно рассматривает слона. Белый слон поцарапан. Эти невменяемые поганцы, имеются в виду праправнуки, снова использовали шахматы для своих подвижных игр. А что они могут знать о белом слоне? Разве они когда-нибудь поймут, как он выходит из-за спин пешечной гвардии и идет в атаку осенним холодным и солнечным утром? Это слон, переживший и Ленина, и Сталина, и Рузвельта, и Черчилля, и Брежнева, и Мао Цзедуна. Разве они способны понять, чего стоила этому слону служба в армейской отдельной штрафной роте сорок второй армии Ленинградского фронта? Смогут ли они когда-нибудь приблизиться к тому, что он думает на девяносто пятом году жизни ранним утром в октябре, преодолевая небольшую, но принципиально важную дистанцию, которая пролегает между клетками f1 и d3? Что они и их родители знают о внутреннем содержании этого диагонального прохода?

Ветер все усиливался, и не успел Матвей сделать пару затяжек, как хлынул холодный осенний ливень. Он упал на город разом всей своей черно-зеленой плотью.

Ах, хорошо, сказал Матвей, щурясь и поеживаясь. Струи воды бьют в карниз и заливают окна. Листья на деревьях мечутся и мокнут, и ветви летают в темноте как живые. А, вот и ты, сказал он, всматриваясь в темень за окном. Там, у крайнего подъезда, почти не шевелясь, дремала тень в капюшоне.

Стоит и стоит! Мокнет, цепенеет от ночного холода, но стоит и смотрит! Ведь что обнаружится, если эту тень обмануть сейчас, если подняться вверх до чердачного люка, сбить замок, по чердаку пробраться в соседний подъезд и зайти этой тени в тыл?! Если осторожно, под прикрытием стука холодных зеленых капель, подкрасться к этому силуэту в капюшоне и сдернуть с него этот капюшон?! О, там обнаружится! Да, там обнаружится, с каким-то злым удовлетворением прошептал Матвей.

Один раз, в самом начале, когда он только-только стал различать, в каком мире живет, совершил Матвей такой поступок. Шел он с работы пешком. У него давно уже был служебный автомобиль и шофер, но он любил ходить пешком. Длительная ходьба, считал он, самый физиологический вид физический нагрузки, позволяет поддерживать форму и развивает выносливость.

Однако была глухая ночь, часа три. Зима. Как одинокая злая собака, выла метель, и в трех шагах ничего и никого не было видно. И тут вдруг Матвей заметил две точно такие же тени, идущие за ним по пятам. Точнее, он их не заметил, он их почувствовал. Огнестрельного оружия у него при себе не оказалось, что, собственно, его огорчило не очень. Район он прекрасно знал, а это давало определенные преимущества. Он стал сворачивать наугад вправо и влево и очень скоро подтвердил свои подозрения: так и есть, кто-то думает, что на него, Матвея Кривозуба, можно безнаказанно повесить хвост! Причем тупой, наглый и непрофессиональный!

Так-так, подумал он и резко свернул в ближайшую подворотню. Здесь ему пришлось сделать стремительный рывок вперед, подпрыгнуть, ухватиться за обледеневший козырек какой-то пристройки. Легко подтянувшись, он просто лег в сугроб, который метель успела намести на козырек, и уставился на проход. Два силуэта с опущенными прямо на глаза капюшонами нарисовались в светлом проеме сквозного проезда через несколько секунд. Постояв немного, будто оценивая ситуацию, они все же решили, что нужно двигаться дальше, и подошли непозволительно близко к тому месту, где спрятался Матвей. Он рассмотрел их поближе. Что-то в их походке, повадках, в характере движений вызвало у него брезгливое и однозначное отвращение. Достав нож, он поцеловал лезвие и прыгнул на своих преследователей сверху. Одного вывел из боя сразу. Бил наверняка, в область шеи, и был очень удивлен, когда тот не умер моментально, но, упав на снег, продолжал ползти и дико хрипеть, царапая покрытый свежим снегом наст. Чем ты там хрипишь, хотелось сказать Матвею, тебе же там хрипеть уже нечем. Ляг и умри, падла!

Естественно, он этого не сказал, потому что ему было некогда. Оставался еще второй противник. Он был почти на голову выше и массивнее. И, всего лишь сбросив плащ, этот противник сразу привел Кривозуба в ужас! Волосы стали у Матвея на затылке дыбом! Он укусил себе губу до крови и, почувствовав отрезвляющую боль, выматерился длинно, витиевато, со страстью. Ошалело помотал головой, как бы в тайной надежде, что стоящий перед ним ужас развеется сам собой. Но этого, естественно, не произошло. Фигура не развеялась. В мелких колких снежинках, клубящихся в слабо освещенном колодце двора, перед Матвеем изготовилась к атаке ловко стоящая на двух задних лапах самая настоящая серая крыса, Rattus norvegicus, так называемый пасюк. Только росту в ней было около двух метров, отчего впечатление, конечно, менялось решительным образом. Морда крысы имела тупую широкую форму, ушки были розовые, маленькие, шевелящиеся на голове как-то очень самостоятельно и оттого особенно противно. Шерсть на животе была беловатая, зато бока оказались совсем не серыми, а скорее даже бурыми, коричневыми. Длинный хвост нервно подрагивал и стегал крысу по бокам. На крысиной морде светилась пара красных глаз, одновременно проникнутых холодным умом и кипящих животной яростью.

Потом уже, спустя какое-то время, Матвей, анализируя произошедшее, понял, что, демонстрируя себя, крыса, видимо, рассчитывала таким образом запугать его и обратить в бегство. Убегающего легче убить. И этот расчет почти оправдался. На какую-то сотую долю секунды Матвеем овладел безумный, неконтролируемый страх, лоб покрылся испариной и, несмотря на морозный сухой ветер, ладони стали влажными.

Ты знаешь, Матвей заставил себя растянуть замерзшие губы в улыбке, вообще-то знакомые меня давно убеждали в том, что в Москве крыс стало как-то слишком много, но я им не верил! Говорили мне, мол, машину нельзя поставить на ночь возле мусорных баков! Придешь, говорят, а у тебя под капотом уже целая семья пасюков! А кое-кто рассказывал мне, что чиновников, внешне напоминающих крыс, стало на диво много. Странное совпадение! Просто беда, говорят, куда в присутственное место ни придешь, а там смотрит на тебя своими глазками кто-то серый, уверенный, обремененный острыми зубами и длинным хвостом! Но теперь, конечно, я в курсе! Теперь другое дело! Ты меня со своим подельником сегодня навсегда убедил в вашей реальности! Теперь, дружок, я буду конкретно озабочен судьбой моего родного города!

Умри, Агамемнон! Это произнесла крыса перед тем, как прыгнуть вперед.

На Москву упал яростный и холодный осенний зеленый ливень. По стеклу барабанили струи. У третьего подъезда, как знак грядущих баталий, стояла тень в капюшоне. Кривозуб знал о приближающейся битве, но долгое время не мог понять своей роли в ней. Однако сегодня ночью ему явился сам Аполлон. Это было задолго до рассвета, когда на город опустился самый тяжелый ночной час, час быка. Светлый гость внезапно возник в комнате, сразу, естественно, залив ее солнечным светом по самый плафон, уселся в кресло и стал стегать себя миртовой веткой по разношенным солдатским сапогам сорок пятого размера.