Александр Шелудяков - ЮГАНА

За Таней следом прибежал Андрей Шаманов, поспешно выхватил из рук Михаила Гавриловича бинокль, острым взглядом окинул плывущую лодочную эскадру и экипаж. «Вон оно что, наши воинственные ушкуйники возвращаются домой». Андрей отдал бинокль старику Чарымову, сел на землю и, откинувшись на спину, разбросав руки наотмашь, смотрел в небо и загадочно улыбался.

– Андрей, что с тобой? Что ты там увидел?

– Все, Танюша, в жизни идет по своему кругу… Ребята возвращаются с Чагила. Положено, по древнему обычаю, салютовать добрым духам поющими стрелами. Ребята решили вместо стрел кидать в небо свинцовую дробь.

– Дай, дедушка, подзорную трубу, – Таня обычно называет «подзорной трубой» древний бинокль деда Чарымова.

– На, мать. Посмотри на своих летящих орлов, – сказал Михаил Гаврилович, а сам скосил глаза на Андрея, как бы спрашивая у него: мол, что теперь нам делать?

– Они там ве-зу-ут де-ву-шку-у… – растягивая слова, как бы заикаясь, говорила Таня, а сама не отрывала глаз от бинокля. – Дедушка, кто и откуда там с ними в лодке? Чья это может быть девчонка?

Старик Чарымов коротко рассказал Тане о том, как Югана с разнаряженными парнями отправилась на Чагил и что еще собиралась она присмотреть невест, переженить ребят… Вот уж зря Михаил Гаврилович сообщил про это. Танино сердце и без того захлестывало тревогой.

– Боже мой, бо-же мо-ой! – восклицала Таня, схватившись за голову. – Югана совсем выжила из ума! На такое решиться… Искалечить жизнь мальчишкам. О, горе мне с этой Юганой! Отняла она у меня полжизни…

– Брось, Таня, реветь и рвать душу свою, а заодно и нашу. Ничего страшного не случилось. Возвращаются ребята с праздника. Ну а если и везут девушку, так что из этого. Ведь все равно через год или два они тебе сразу не одну, а четыре невесты приведут. Что ты скажешь им тогда? Запретишь жениться, что ли, – пытался убедить, успокоить Таню Андрей Шаманов. Он сидел на земле и, сказав это, нахмурился, достал из кармана кисет, набил трубку табаком, закурил.

– Да я тогда же всех этих четырех невест моментально, что котят, утоплю в реке, – сердито ответила Таня. И снова, подняв бинокль к глазам, начала смотреть вдаль на плывущих в лодках сыновей.

– Под суд отдадут тебя, Таня, за утопление четырех снох, – ответил шутливо Андрей Шаманов и подсказал: – Посмотри лучше, может быть, там столетняя старуха, подруга Юганы, едет к нам в гости, а ты крик подняла на всю таежную губернию.

– Андрю-ша, – дрожащим от волнения голосом сказала Таня, – какая там тебе старуха, подруга Юганы… Девчонка молоденькая, она же ведь в головном уборе обвенчанной невесты, и платье на ней алое, послесвадебное. Да и стоит она в носу лодки, рядом с Орланом.

– Быть, значит, свадебному пиру в Улангае, – спокойно сказал Андрей и посмотрел на деда Чарымова просяще: мол, скажи что-нибудь подбадривающее, утешительное.

– Чо переживать теперичка, раз уж было дело – лежало в шалаше тело, – сказал Михаил Гаврилович.

– Я вам, черти, покажу – «лежало в шалаше тело». – Откинув от глаз бинокль, Таня сердито посмотрела на Андрея и тут же, не вытерпев, села на землю, обхватила голову руками, расплакалась навзрыд.

– Ну, брось ты, мать, прежде времени помирать… Потерпи немножко. Вон они уже близехонько – все разъяснится, – успокаивал Таню Михаил Гаврилович, а сам, взяв у нее бинокль, начал рассматривать уже видимые и без бинокля подплывающие лодки. – Ой, зря ты, мама Таня, шум подняла! Да ведь это же и не девчонка, а княжна, настоящая царевна! Ох и красивая, ну и посчастливило кому-то из ребят. Неужели она невеста Орлана?

– А чья же больше, – ответила сквозь слёзы Таня, и, достав из кармана вязаной кофты платок, отерла слезы, и, поднявшись на ноги, попросила:

– Дай, дедушка, еще разок подзорную трубу.

– На, мать! Посмотри на сынков – живы, здоровы, и ни к чему тут убиваться, переживать. Да и грех ведь такую девочку в чужих руках оставлять. Правильно сделал Орлан, что привез ее с собой домой. Нынче разных нефтеразведчиков да вербованных охламонов навалом бродит по деревням. Всех девок порастащили, а эта просто чудом уцелела.

– Тебе, дедушка, хорошо говорить… Будь бы они тебе родными, не такое запел, – ответила Таня, не отнимая бинокль от глаз. – Нет, ей-богу, как только причалятся, так сразу же, с лодки, и утоплю эту невесту, как блудливую кошку… Ишь, обняла Орлана, что петлю на шею накинула. Да еще и улыбается во весь рот… Ох же и наглая!

– Михаил Гаврилович, неси веревки и багры, – сказал Андрей Шаманов и подмигнул старику.

– Это еще к чему такая канитель? – удивился старик Чарымов.

– Ну а как же, чем вытаскивать будем мы с тобой утопленницу… – Андрей Шаманов подошел к Тане, пояснил: – Югана ничего плохого никогда для ребят не сделает. Понимаешь ты это?

– Андрюша, – сказал ласково дед Чарымов, – поди, у нашей Танюши рука не поднимется на убийство невесты… Не пойду я за веревками и баграми.

– Невеста – красавица, парень – орел! Так что, Танюша, прошу тебя, как только причалятся наши ушкуйники, крики и стоны не поднимать и не устраивать нервотрепную карусель себе и ребятам с Юганой. А потом, надо сказать тебе, на Югану не греши. Говори ей и богам таежным великое спасибо за то, что она была рядом с тобой более шестнадцати лет и воспитала таких богатырей. Что бы ты без нее делала? Ну?

– Попытаюсь сдержать себя, – согласилась Таня и, отдав деду Чарымову бинокль, попросила: – Ты, Андрюша, будь рядом со мной, а то я чувствую, что вот-вот в обморок упаду.

А лодки уже приближались к берегу. И вдруг, как по команде, были застопорены двигатели на всех четырех суденышках, лодки сцепились: борт к борту. И все, кто был там, поднялись на ноги и запели.

– Что это они придумали? – удивилась Таня и растерянно посмотрела на Андрея.

– Это, Танюша, гимн вождей племени Кедра, – пояснил Андрей Шаманов.

– Я сроду не слышала такое… – сказала Таня.

– Правильно, его никто и не должен слышать в обыденной обстановке жизни, но случается, что по приказу вождя гимн может исполняться перед битвой или при каких-то других трудных обстоятельствах. Ребята у нас не глупые утята. Они отлично понимают, что ты сейчас можешь устроить им трамтарарам. Вот, возможно, Югана, а может, сам Орлан приказал исполнить гимн, – пояснил Андрей Шаманов, а сам не спускал глаз с Орлана и его невесты.

– В этом гимне нет слов, – сказала Таня.

В гимне действительно не было слов, но зато чувствовалась мощь музыки в голосах.

– Э-э-у-у-а-а-у-а… – это был протяжный юный голос Даши, и летел он, тревожный и задушевный, по берегам, стелился по воде, как звон натянутой струны, как всхлип тетивы воинского лука. В этом юном женском голосе слышались слезы и тоска по ушедшим молодым соплеменникам на «тропу войны».