Джонатан Рабан - Как птички-свиристели

Финн играл в управляемого робота — тираннозавра реке. Мальчик застыл с лишенным всякого выражения лицом и выпяченной нижней губой; он заставлял чудовище запрокидывать огромную башку и издавать тоскливый, похожий на всхлипывание рев. Том, сидевший на скамейке в центре зала, изобразил комический ужас, но Финн будто ничего не заметил. Динозавр отступил, вопросительно повернул голову, снова рыкнул. На сей раз Том, не улыбнувшись, посмотрел в маленькие, без проблеска ума глазки и попробовал какое-то время не мигать. Наверное, целую нескончаемую минуту тираннозавр оставался без движения, потом Финн двинул рычажок, избавив отца от обиженного, корящего взгляда доисторического зверя.

На столе уже появилась любимая еда Финна, сосиски с пюре, когда в заднюю дверь вошел Чикс таким довольным и лукавым видом, что Том приготовился к известиям о какой-нибудь ужасающей неприятности. Пыль тонкими струйками посыпалась из складок потертой голубой куртки, а глаза китайца внимательно забегали по съестному на тарелках и на плите.

— Ты уже ел?

— Да как сказать. Эй, парень, хочешь, показать тебе что? — Чик полез в один из своих многочисленных карманов и достал живой шевелящийся комочек, завернутый в невероятно запачканное полотенце.

— Это щеночек! Папа, это щеночек! Можно его погладить?

— Ну конечно, — ответил Чик и выпустил собаку.

Финн уже стоял на четвереньках.

— Собачка! Эй, собачка, собачечка! Ой, какой хорошенький! Папа, смотри!

Щенок был коричнево-желтый, крепенький, с чересчур короткими задними лапами и огромными выпученными глазами. В его запутанной родословной наверняка фигурировали каким-то боком и такса, и мопс, но Тому пришли на ум другие предки, включая древесную лягушку, рыжую амбарную крысу и здоровенную свинью.

— Это что же такое? — спросил он.

— Собака это, — авторитетно заявил Чик, поднял щенка, задрал ему хвостик и, повернув, показал Тому. — Девочка. — И снова опустил на пол, откуда послышался тоненький голосок Финна, повторявшего на разные лады свое «собачка, собачка, собачечка».

— У нее и имя есть. Душечка. — Чик обернулся к Тому. — Как в том кино.

— Не понял?

— Ну в том кино. — Китаец качнул бедрами и изобразил, будто играет на гавайской гитаре. — Душечка.

— А, «В джазе только девушки»!

— Точно, то самое кино.

— Ду-у-ушечка? — пропел Финн. — Ду-у-у-ушечка!

У плиты Том, отвернувшись, накладывал пюре и сосисок в третью тарелку. Этот малоприятный сюрприз сильно разозлил его.

— Финн, оставь собаку Чика, вымой руки и садись ужинать.

Сосиски так и подпрыгнули, когда он резко поставил тарелку перед китайцем.

— Душечка — ваша собачка, да?

— Теперь твой собачка, парень.

— Моя? Она — моя? — Финн широко раскрыл глаза, надул щеки, губки его зашевелились, как две маленькие красные рыбы. Сначала он кинулся обнимать подрядчика, потом — отца. — Душечка! Ой-ой-ой, Душечка! Ты — моя собачка! Папа!

— Да, очень мило со стороны Чика. Чик, сколько я тебе должен?

Лицо Чика начало принимать обиженное выражение, больше всего пугавшее Тома, и он сразу же обмяк:

— Спасибо. Он всегда хотел собаку…

— Я всегда хотел собаку! Душечка! А Душечка докуда вырастет?

Чик вытянул руку над полом на высоте приблизительно роста терьера и стал поднимать, поднимать ее, остановившись лишь тогда, когда уже запросто мог бы опустить ладонь на голову взрослого ирландского волкодава.

— Вот досюда.

— И конечно, у собаки нет ни ошейника никакого, ни поводка?

— В магазине купить, — отрезал Чик, поддевая вилкой вторую сосиску.

— Финн, давай руки мой, еда остывает. С собакой потом будешь играть.

— Ее Душечкой зовут!

— Вот потом с ней и поиграешь!

Щенок закружил по кухне, сосредоточенно обнюхивая пол. Потом внезапно резко остановился, оглядел присутствующих и весь съежился, вытянув шею, а задок отставив. Лобик собаки собрался в складки, глаза чуть ли не вылезали из орбит. Хвостик мелко дрожал. Никто не произносил ни слова. Трагическое представление — Изольда в исполнении слишком усердной дилетантки, думал Том, — она поет свою предсмертную арию, «Liebestod» [172] Смерть от любви ( нем. ). . Дело дошло до «Ertrinken, versinken, unbewuβt, höchste Lust» [173] Растаять, исчезнуть, все забыть. О, восторг! ( нем. ) — Пер. В. Коломийцева. , и собачонка гордо отошла в сторону, демонстрируя аккуратненькую внушительную кучку, лежавшую на белом линолеуме спиралевидным ископаемым аммонитом.

— Хорошая соба-а-ачка, — сказал Финн и протянул ей сосиску.

— Финн, я тебя прошу, не корми ее со стола.

Но щенок уже торопливо заглатывал сосиску, показывая белые остренькие зубки. Том забыл заказать в «HomeGrocer.com» бумажные полотенца, из-за чего пришлось туалетной бумагой, марая пальцы, убирать нечистоты с пола. Вонь стояла непередаваемая. Том откупорил бутылку красного вина, налил себе полный стакан и выпил его содержимое большими глотками, как пьют лекарство. Потом вспомнил о госте.

— Чик? Ты будешь?

— Конечно, — ответил китаец. К вину он, однако, так и не притронулся.

— А Душечка гавкать умеет?

— Ага, еще как. Хочешь послушать? — Чик повернулся вместе со стулом, сделал грозное лицо и занес над головой кулак. Собачонка сжалась, взвизгнула, чуть отползла назад, прижимаясь брюхом к полу, а потом разразилась таким бешеным тявканьем, точно беднягу заживо потрошили. Она выдавала звуки страшно пронзительные, Том и не знал, что человеческое ухо, оказывается, способно воспринять подобное.

— Видал? Гавкать подходяще! — Чик, ухмыляясь, обратился к Тому: — Сторожевой собака.

— Душечка! Все хорошо. Бедненькая Душечка. Все хорошо, маленькая. Это он так просто. Он пошутил. Ты моя миленькая…

— Где ты ее нашел? — спросил Том, думая между тем, после каких же бед животное подобным образом реагирует на занесенный кулак.

— Сказать же я парню, сообразить ему новая собака.

Щенок и впрямь напоминал смастеренную Чиком вещицу — было в собачонке что-то от находчиво состряпанной буквально из ничего поделки. Тот же отпечаток лежал и на строительных лесах, возведенных китайцем, и на новых колоннах для крыльца.

— Настоящий американский собака! — Подрядчик безудержно расхохотался над собственной шуткой.

— Папа! Можешь подержать Душечку, если хочешь.

Том терпимо относился к кошкам и успел почти полюбить Ходж, а собаки ему никогда не нравились за их необузданность в сочетании с чувствительностью натуры. Он проворно взял щенка на руки, и тот поглядел на него с неожиданным у такого малыша видом усталого цинизма, потом попытался куснуть за палец — не очень сильно, но ощутимо.

— Ай-ай! — Том отдал щенка Финну, звонившему матери, чтобы сообщить потрясающую новость. По обоим номерам срабатывал автоответчик.